Срочный сбор в конференц-зале. Выступает парторг. Речь эмоциональная, тревожная. Он, бывший лётчик-истребитель, прошедший финскую компанию, знает, что это значит. Волнение и тревога передаются и нам.

Пятнадцатилетние девчонки, мы не очень-то интересовались политикой, но тут сразу почувствовали, что грядёт что-то страшное, грозное. Жизнь как бы сразу разделилась надвое: безмятежное довоенное детство и детство, опалённое войной.

Мы слышали, что война может быть, и нас к этому готовили. На уроках военного дела мы учились метать гранаты, могли собрать и разобрать на скорость боевую винтовку образца 1892 года и станковый пулемёт, обучались стрельбе из малокалиберной винтовки. Знали свойства боевых отравляющих веществ и способы защиты от них. Учились надевать противогаз. Это было интересно и воспринималось как игра (всё как бы понарошку). Теперь же, возможно, предстояло применить все эти знания воочию.

Но пока жизнь идёт своим чередом. Закончились экзамены. На каникулы еду к родителям в деревню Телешово, что в 80 км к северо-западу от Москвы. Здесь в разгаре "страда деревенская". Рабочих рук не хватает (мужчины на фронте), и к труду привлекают и нас – детей и подростков.

Однажды вечером мы услышали гул самолётов, направлявшихся в сторону Москвы и через некоторое время тем же путём летевших обратно. А на горизонте появилось огромное зарево. Это был первый воздушный налёт на Москву – 23 июля 1941 г. В дальнейшем подобные рейды повторялись почти ежедневно.

В конце августа возвращаюсь в Москву для продолжения учёбы. Въезд в Москву был разрешён только по специальным пропускам. Мой студенческий билет тоже давал мне такое право.

За два месяца моего отсутствия Москва сильно преобразилась. Оконные стёкла в домах заклеены крест-накрест бумажными полосками. Появились указатели и надписи "Бомбоубежище". По вечерам улицы перекрывают заграждениями и противотанковыми ежами, а в небо поднимаются десятки заградительных аэростатов. По ночам работают зенитки и прожектора. По радио объявляются воздушные тревоги, и надо бежать в убежище.

Москва готовится к обороне. Продолжается эвакуация заводов и учреждений. Все мои многочисленные родственники уже выехали. Остались в Москве только старшая сестра и тётя.

Тем не менее, новый учебный год начинается как обычно, первого сентября. Но уже через два месяца занятия прерываются.

26 Октября по Москве поползли слухи о том, что на Поклонной горе видели немецких мотоциклистов. В городе началась настоящая паника. Было такое ощущение, что все хотят куда-то бежать, чтобы не оставаться этой ночью в городе. Говорили о том, что все учреждения и заводы заминированы и держат руку на пульте. Это ещё больше усиливало всеобщее волнение.

По внутреннему радио нам объявили, что будет производиться эвакуация преподавателей и студентов нашего техникума. Для этого необходимо собраться во дворе техникума. Можно взять с собой из общежития любые вещи (видимо, имелись в виду постельные принадлежности). Эвакуация будет осуществляться пешим путём. Желающие могут действовать самостоятельно.

Я решила вернуться обратно в деревню, к родителям, прихватив с собой сестру, у которой там остался двухлетний сын.

Бросились на Савёловский вокзал. Там – столпотворение! Билетов нет, гражданские поезда в нашем направлении (на Дмитров) вообще не ходят. Разгорячённые люди пытаются любыми способами забраться в любой вагон, куда бы он ни направлялся. Лишь бы подальше от Москвы.

Ждать ничего хорошего не приходилось. Решили добираться пешком.

Шли два дня. А линия фронта стремительно катилась нам навстречу.

В деревне к этому времени тоже произошли изменения. Состояние тревожное. Собранный картофель заложили не в подвалы, а в бурты, семена зерновых для будущего посева розданы по домам для лучшей сохранности. Сельчане запаслись самым необходимым на случай "осады": спичками, солью и мылом. На приусадебных участках соорудили укрытия или вырыли землянки. У нас в огороде тоже появилась довольно вместительная землянка. В неё перенесли некоторые носильные вещи, постельное бельё, керосиновую лампу и запас воды.

Как потом оказалось, это было сделано вовремя и кстати.

Надеясь на лучшее, и чтобы не потерять учебный год, я поступила в 9 класс средней школы, расположенной в 6 км от нас в селе Рогачёво. Это сравнительно небольшое и незаметное село после выхода на экран фильма "Разгром немцев под Москвой" стало известно всей стране и приобрело статус города (по крайней мере, в картине). Жила на частной квартире, дружила с Женей, внучкой хозяйки. Но, как видно, не суждено мне было продолжить учёбу в этом году.

В конце ноября началось какое-то движение наших войск. Однажды заглянул к нам сын хозяйки Алексей. Их часть проходила через Рогачёво в сторону Клина. Он немного рассказал об обстановке на их участке фронта и посоветовал нам перебраться в Телешово, где мы будем в меньшей опасности. Среди прочего, описал, как выглядят немецкие бомбардировщики. И так случилось, что уже на следующий день нам пришлось самим встретиться с этими чудовищами.

На следующий день, после уроков, мы отправились в путь в Телешово. И лишь вышли за околицу, как попали под обстрел этих неизвестно откуда тут появившихся монстров. Это было так неожиданно, что мы не сразу сообразили, почему кто-то кричит нам: "Ложитесь!" Опомнились мы, только когда застрочил пулемёт, а вокруг "зацокали" пули. Мы упали прямо на землю. Самолёт улетел дальше. Воспользовавшись этой паузой, мы вскочили и побежали. Увидели какое-то углубление в форме воронки и скатились в неё. В это время появились ещё два самолёта. Они шли на малой высоте вдоль шоссе Рогачёво-Москва, проходящего в километре от нас. Небо было чистое, голубое, и на жёлтом фоне то ли фюзеляжа, то ли крыльев (уже не помню точно) ярко выделялись, даже блестели на солнце, зловещие чёрные фашистские кресты, о которых рассказывал нам Алексей.

Из ямы нам всё очень хорошо было видно. Раздались один за другим три взрыва, взметнулись три столба земли. Бомбили дорогу, но промахнулись. как мы потом узнали. Четвёртую бомбу сбросили уже над Рогачёвом. Летели самолёты, похоже, на г.Дмитров, а мы попались на их пути случайно.

Это было наше первое "боевое крещение" и первая встреча "вживую" с настоящими фашистскими самолётами.

Дальнейший наш путь домой прошёл без осложнений. Но уйти от всеобщей беды нам не удалось.

Уже на другой день (24 ноября) в нашу деревню вошли немецкие танки. Всё было так неожиданно, непредсказуемо. Ведь мы и в глаза не видели отступления наших войск, не было слышно поблизости военных действий, стрельбы, артиллерийской канонады. Поэтому поначалу мы решили, что это наши, советские танки. Ребятишки даже побежали их встречать. Не останавливаясь, танки ушли в сторону соседней деревни. А люди заволновались. Что же дальше? А дальше появилась пехота, но уже с другой стороны деревни. Это были рыжие, очень агрессивные, злобные солдаты (наши сельчане почему-то приняли их за финнов). Они тоже недолго задержались у нас, но успели конфисковать у односельчан яйца, кур, забить несколько овец. Вся процедура "оккупации" прошла неожиданно быстро и без боя, так как в Телешове и в ближайших деревнях советских частей и никаких укреплений не было, кроме наших землянок.

Наступила гнетущая тишина, ожидание чего-то страшного, неизвестного.

Через день появилась новая партия немцев. Они выглядели несколько иначе. Скорее всего, это были тыловики или штабисты. Разместились по домам. В нашем доме остановились шестеро. Они появлялись только вечером, а днём куда-то уезжали. Спали вповалку на полу, питались где-то на стороне. Нам разрешили находиться дома. Вели себя с нами вполне прилично, к нашему двухлетнему малышу относились снисходительно, называя его почему-то "миленький, маленький Молотов".

Но чувство страха и ожидания возможных карательных действий всегда присутствовало. Тяжелее страха смерти было непроходящее чувство полного бессилия в ситуации, когда любой немец мог сделать с тобой что угодно, а ты ничем не можешь ему ответить или воспрепятствовать. Мы очень боялись за Женю. Она была красивой девушкой, и немцы откровенно заглядывались на неё, хотя вообще мы старались как можно меньше показываться им на глаза. И всё-таки, на второй день мы, от греха подальше, проводили её в Рогачёво.

Однажды пришлось поволноваться и мне. Немец дёрнул меня за косичку с красной ленточкой и спросил: "Это комсомол?" Я резко вырвалась и быстро убежала в кухню, закрыв за собой дверь. Но, слава богу, никаких "карательных мер" не последовало. Был ещё случай, когда я наткнулась на кучу гранат (РГД) и притащила их домой. Увидев это, мама чуть с ума не сошла. Велела немедленно отнести их в овин. А что могло бы быть, если бы немцы оказались дома? Объясняй, что это не умышленные действия против них! Хорошо ещё, что гранаты были без запалов. В Рогачёве, например, немцы расстреляли нескольких наших ребят-школьников за якобы поджог аптеки, хотя так и не выяснилось, отчего на самом деле возник пожар. Но немцам указал на этих ребят наш же преподаватель физики. Как потом оказалось, он просто мстил Советской власти за когда-то раскулаченных родителей. Но при чём тут были дети? Столько лет этот мерзавец носил за пазухой камень и вот бросил его в своих же учеников.

Всё это время мы были полностью оторваны от информационного мира, никаких сведений о положении на фронте до нас не доходило. Но однажды я случайно подсмотрела в руках немца нашу листовку, в которой сообщалось о параде в Москве 7 ноября 1941 года.

Ура! Значит, Москва жива!

Ещё попалась мне в руки немецкая газета, где на первой странице огромными буквами была напечатана статья под заголовком: "Большой голод в 4,5-миллионном городе". Речь шла о Ленинграде. Это было грустное известие.

В первых числах декабря немцы вдруг забеспокоились, возникла ещё не понятная тревога. Наши постояльцы 5 декабря куда-то укатили на мотоциклах и к ночи не вернулись. А 6 декабря пошла в обратном направлении и немецкая пехота. Последняя группа из 5-6 человек на ходу поджигала дома. Раздавались одиночные автоматные очереди. Стреляли просто так, по окнам домов или вдоль улицы. Скорее всего, чтобы не дать людям возможности тушить подожжённые дома. Часть домов хозяевам всё-таки удалось отстоять. Полностью сгорели только несколько домов, в том числе, наш и бабушкин. Вот теперь-то и пригодилась землянка, где мы провели два следующих дня, прежде чем удалось переселиться в пустующий дом, хозяйка которого уехала в г.Дмитров.

После ухода немцев у нас около нового дома в качестве "трофея" остался брошенный танк, который ещё долгое время стоял на дороге как напоминание о том, что здесь были оккупанты.

Наших войск, преследующих отступающих немцев, в деревне и её окрестностях так и не появилось. И снова у нас повисла полная неопределённость. Кто мы? Пленные или снова свободные советские люди? Но всё было спокойно. Жизнь налаживалась, залечивались душевные раны, восстанавливалось хозяйство. Открылись школы, и я, в который уже раз, снова стала школьницей и наконец-то благополучно закончила 9 и 10 классы средней школы и осенью 1943 года поступила на первый курс Московского геолого-разведочного института (МГРИ).

На призывы "Родина-мать зовёт!" и "Всё для фронта, всё для победы!", тысячи девчонок и мальчишек пришли на военные заводы, в цеха промышленных предприятий, заменяя ушедших на фронт мужчин. Мы тоже хотели хоть чем-то быть полезными. Но в Рогачёве не было ни военных заводов, ни крупных промышленных предприятий. Тогда мы стали ходить на дежурства в местный госпиталь, шили для фронтовиков кисеты, варежки, вязали носки, работали на заготовке сушёного картофеля. Но всё-таки основная моя трудовая деятельность была связана с сельскохозяйственными работами в колхозе деревни Телешово в периоды летних каникул 1941-1943 годов.

Случайно сохранилась одна из моих колхозных трудовых книжек (за 1942 год). В ней указаны следующие виды моей трудовой деятельности: жатва овса и пшеницы (вручную, серпом), вязка снопов за жнейкой, навивка снопов, молотьба (в дневные и ночные смены), стогование сена и снопов. Эти работы относятся к разряду тяжёлых или сложных и оплачивались выше, чем, например, уборка овощей, картофеля и другие. Работали мы практически без выходных.

Во время войны, кстати, вышло постановление, согласно которому каждый сельский школьник должен был заработать за сезон не менее 50 трудодней. По сохранившимся записям, я зарабатывала по 20-40 трудодней в месяц, в зависимости от сложности работ.

После окончания войны, Указом Президиума Верховного совета СССР от 6 июня 1945 года я была награждена медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945гг." И сейчас, в соответствии со статьёй №20 Федерального закона "О ветеранах", имею почётное звание "Ветеран Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.". Награждена юбилейными медалями "50", "60", "65" и "70 лет победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.".