Дрезден – мой родной город. Здесь я прожил 19 лет, здесь жили мои родители, это моя малая родина. После окончания школы 8-летки и 3-х летнего обучения  специальности  точного оптика я совершено неожиданно (а родом я был из рабочей семьи) получил возможность в течение 2-х лет учиться на рабоче-крестьянском факультете, чтобы получить аттестат о полном среднем образовании. Уже в феврале 1953 г. я был предварительно зачислен на факультет физики технического университета Дрездена.

17 июня 1953 года – день,¹ имеющий особое значение для истории ГДР – мне предложили в директорате учиться за границей. Среди возможных специальностей физики, однако, не было.  Поскольку в 19 лет еще очень сложно окончательно определиться с будущей профессией,  я выбрал специальность «Разведка месторождений полезных ископаемых» в одном советском ВУЗе, рассудив, что, во всяком случае, геологи и минералоги имеют дело с оптическими приборами.

 (¹События 17 июня 1953 года в ГДР (также известны под названием «Народное восстание 17 июня») — массовые антиправительственные выступления в ГДР  (прим. пер.))

Я  был бесконечно счастлив, но и взволнован ожиданием предстоящего. От этого просто захватывало дух: вдали от родительского дома, самостоятельно, изнутри узнавать новую страну, ее географию, познакомиться с новыми людьми, языком и культурой, и все это – лишь 8 лет спустя после окончания ужасной войны, основную тяжесть которой вынес на своих плечах народ Советского Союза. Я вспомнил тогда, что мой отец в 1926/27 гг.  отправился на заработки в Италию и  там приобрел бесценный опыт и знания, которые пригодились ему в жизни. Жизнь в чужой стране сформировала его как человека. А я буду получать стипендию и смогу полностью сконцентрироваться на учебе. Невероятно заманчивая перспектива!

Прошло несколько недель подготовительного обучения в местечке Бургшайдунген (филиал университета имени Мартина Лютера в Халле-Виттенберге). Я был в третьей группе студентов, отправлявшейся в Советский Союз. В конце августа мы поехали в Москву. «Новеньких»  специальная комиссия распределила по учебным заведениям. К моему удивлению я узнал, что буду учиться в московском институте цветных металлов и золота им. Калинина МИЦМиЗ, Цветметзолото по специальности «Разработка месторождений полезных ископаемых».

Нас, восьмерых немецких студентов, вместе с  багажом повезли на открытом грузовике на Крымский Вал. Во время поездки Манфред Кемтер (он был в первой группе студентов) рассказывал нам о студенческой жизни в России, а  шофер активно пытался завязать с нами разговор, суть которого сводилась к тому, что на первых порах вполне достаточно знать значение слов «кровать» и «хлеб». Он оказался прав.

И вот мы прибыли к месту проживания – «Дому Коммуны», весьма интересному зданию с точки зрения архитектуры, которое в шутку называли «сороконожкой». К достоинствам этого студенческого общежития, кроме многочисленных услуг, относились также маленькие двухместные комнатки, называвшиеся  «кабинами». Как правило, там жили русский и иностранный студент, которым приходилось весьма тесно общаться, пусть даже поначалу только с помощью жестов.

Так как местные студенты были еще на практике, занятия начались для нас восьмерых. Наш преподаватель по русскому языку, г. Хоперсков, не говорил по-немецки, но уже на первом занятии он учил нас, в каком порядке следует читать газету «Правда».

Преподаватель по математике, А.С. Яснопольский, говорил по-немецки, и поэтому с математикой проблем не было, более того, после учебы на нашем РКФ (Рабоче-крестьянском факультете) мы были даже впереди по программе. Наши дискуссии о графиках и кривых (Kurvendiskussionen), часто продолжавшиеся и в коридорах, привлекали странные взгляды проходящих мимо. Причину мы поняли позже, когда узнали значение слова «курва» в русском языке. Преподаватель по химии, например, мог весьма образно объясняться на смеси немецкого и идиша. Например, стадию nascendi он объяснил нам так: «молоко свежо из коровы».

С октября мы приступили к занятиям в семинарских группах и поточным лекциям. На нашем потоке « ГИ-53 – Горные инженеры 1953» было 120 человек, которые были поделены на 4 семинарских группы. Проблемы в понимании, конечно, существовали и лишь постепенно сходили на нет.

Поначалу произносимые слова пролетали мимо, никак нас не задевая, потом  стало получаться выделять из потока речи отдельные слова; слова, которые повторялись часто, мы отыскивали  в словаре. Иногда приходилось обращаться к словарю за одним и тем же словом  несколько раз, прежде чем оно запоминалось. По сути дела, мы довольно долго переводили в уме все услышанное и прочитанное с русского – на немецкий. 22. ноября 1953 года я принимал участие в экскурсии в  Ясную Поляну. Экскурсовод быстро произносила свой обычный текст. Я вдруг заметил, что я ее понимаю, несмотря на то, что давно уже не поспевал со своим мысленным переводом за ее словами. Мне стало ясно, что я впервые  (после почти 3-месячного пребывания!) думал на русском языке.

Кроме того, мы заметили, что, несмотря на более высокую скорость речи, женщины артикулируют отчетливей и яснее, чем мужчины. И мы искали общения со студентками. Однажды осенью на первом курсе я получил приглашение от одного педагогического ВУЗа на встречу будущих преподавательниц иностранного языка со студентами из стран народной демократии. Там я познакомился с  одной девушкой, будущей преподавательницей немецкого и английского. Время от времени мы встречались и учились друг у друга,  разговаривая то на немецком, то на русском, что со стороны могло показаться довольно странным.

Учеба доставляла мне много радости. Я относился к ней серьезно, но на всякий случай утешал себя в глубине души тем, что, если   не справлюсь, то, может быть, получу все-таки шанс продолжить учебу в ГДР. Я старался быть последовательным, заниматься постоянно и сразу закреплять пройденное. Поэтому в сессию мне не нужно было особенно углубляться в детали, а только систематизировать материал.

Моим правилом было также одним из первых сдавать экзамен. Конечно, я волновался перед экзаменом, но это волнение довольно быстро проходило, стоило мне прочесть вопросы билета и мысленно  настроиться на ответ.

Первые три года я жил в комнате со студентом, который был старше меня (И.Я. Романенко из потока ГИ-51).  Зимой 1953/54 г. он пригласил меня к себе домой в Подмосковье на новогодние праздники. Это было моей первой встречей и знакомством с традициями  и укладом жизни обычных русских людей, их гостеприимством и русской душой. Позже я жил в комнате с однокурсниками. По выходным мы ездили за город, ходили гулять по городу или  в парк Горького. Я купил себе коньки, так как зимой можно было кататься на коньках перед Домом Коммуны,  в парке Горького и на ВДНХ.

С точки зрения культурных мероприятий Москва предлагала огромное количество самых разнообразных возможностей, начиная от вечеров в домах культуры, музеев, библиотек и  цирковых представлений до театральных и балетных спектаклей. В цирке на Цветном бульваре я, кажется, не пропустил ни одной новой программы, которая менялась каждые полгода. 

Собственные таланты мы могли проявить в художественной самодеятельности. Я взял с собой на новую родину свою скрипку и играл сначала в музыкальной группе немецкого землячества, а затем в эстрадном оркестре нашего института. Такие выступления (часто по праздникам в домах культуры) всегда проходили с большим эмоциональным подъемом. Репетировать в тесных комнатушках Дома Коммуны не представлялось возможным, и мы «укрывались» для репетиций в кинозале общежития.

В 1953 г. умер Сталин, началась борьба за власть. По приказу Берия были открыты московские тюрьмы с целью спровоцировать беспорядки. Это коснулось и нас. Не считая случаев воровства в общественном транспорте, был такой случай: однажды, когда мы возвращались с репетиции, проходившей в тот раз в здании университета им. Ломоносова в центре города, с нами в  трамвайе заговорили молодые люди. Они восхищались нашей 6-струнной гитарой и попросили разрешения подержать ее в руках, а затем на ходу выпрыгнули с ней из трамвая.

Жизнь в общежитии всегда была довольно оживленной. Тишина и покой, как правило, наступали только после полуночи, когда по радио  звучал национальный гимн. Народ готовился к занятиям, читал, ходил друг к другу в гости (были и такие посетители, которые могли сидеть в гостях часами, как привязанные). Комнатка Рольфа Штайнгардта была излюбленным местом сбора, т.к. он обладал способностью своими жизнерадостными историями и пением (а он играл на гитаре) распространять радостное настроение. Мы с Вернером Хоппом увлекались фотографией, тем более что в ГДР тогда еще  не было возможности самостоятельно проявлять и печатать цветные фотографии. Настоящей проблемой было затемнить нашу комнату и спокойно колдовать над фотографиями, а также добыть подходящие емкости для проявки и промывки фотографий. С этой целью мы иногда не по назначению использовали урну для окурков с этажа, предварительно ее отмыв..  

В то время как немецкие студенты были немного впереди по знаниям в области математики и естественнонаучных предметов, выпускники советских школ превосходили нас по своим склонностям и познаниям в литературе и иностранных языках. Они были ближе к своим поэтам, много читали, знали наизусть стихотворные произведения, включая даже Гете, Шиллера, Гейне. Мы не хотели и боялись опозориться, сознавая наше отставание в этой области. Однажды по поводу какого-то фестиваля в институте иностранные студенты должны были выступить с каким-либо национальным номером. Мы в отчаянии искали какую-нибудь подходящую песню, так как ни одну  мы целиком не знали.  К счастью, нашлась народная песня, которую знали все: «Hoch auf dem gelben Wagen» («Верхом на  желтой карете»). Мы исполнили ее и были счастливы, т.к. нам удалось таким образом преодолеть наше отставание.

Днем в  будни я обычно ел в столовой,  утром и вечером – в общежитии, как правило,  в комнате или время от времени в столовой Дома Коммуны. Так как  на завтрак я  предпочитал что-нибудь сладкое,  то привозил с собой с каникул из дома полные чемоданы повидла и джема. Когда запасы кончались, я покупал местные продукты: джем, конфитюр, шоколадное масло. Я  быстро освоил трехступенчатый процесс покупки в универмагах и продовольственных магазинах: посмотрел-оплатил-забрал. Тогда выбор товаров в Москве был довольно большой и разнообразный, по меньшей мере, иной, чем в ГДР.  Мои родители очень радовались «настоящему» кофе в зернах, который я привозил из России в качестве подарка.   

Безалкогольные напитки, такие как минеральная вода, лимонад, квас, кофе, чай и др. были обычным делом. К пиву (в ресторанах) у нас сложилось отношение лишь по прошествии времени, в особенности после большой выставки-ярмарки в рамках дней Чехословакии в Парке Горького, когда чешское пиво Пилзнер стали изготавливать в местных пивоварнях. Мы пили, конечно, вино, водку и коньяк, но только по особым поводам: на праздники или по случаю отъезда на практику. Разумеется, мы знали что такое 100 г водки с кусочком хлеба и соленого сала. Посещение дорогого ресторана было для нас по финансовым причинам большим исключением.

Учебный год заканчивался практикой. Геолого-геодезическую практику 1954 г. мы проходили в Коломенском. В те годы это был пригород Москвы, куда добираться нужно  было на трамвае. В 1955 г. мы были на Урале и знакомились с добычей золота и платины на россыпных месторождениях. Мы жили вместе со студентами из других областей Союза в общежитии. Однажды в выходные мы вместе выбрались в горы и насобирали большое количество грибов. Вечером был сварен большой котел грибного супа, необычайно вкусного. Мысль о том, что среди грибов могут быть и ядовитые, пришла в голову лишь после того, как суп был съеден.

В 1956 г. мы с Вернером Хоппом работали в бригаде забойщиков горнорудно-металлургического комбината в Лениногорске на Алтае. Там мы познакомились с одной немецкой семьей из Поволжья, которую во время войны принудительно переселили    на Алтай. Господин Фрай работал на шахте смотрителем ламп. Мы часто захаживали к нему в гости, разговаривали на русском и немецком, вместе пели народные немецкие песни и играли на губной гармонике. Заработав  за время практики денег,  мы смогли на обратном пути в Москву задержаться в Алма-Ате, столице Казахстана. Изюминкой этого зеленого города, вызывавшей  наш особый интерес, был высокогорный ледовый каток Медео.

В 1957 г. мы знакомились с добычей железной руды в Кривом Роге. Здесь существовал непривычный для нас порядок переодевания в раздевалке из обычной одежды в рабочие комбинезоны, который нам пришлось долго осваивать. Кроме того,  удавалось с большим трудом отмывать красную рудную пыль с  лица. Преддипломную практику я проходил опять на алтайе в  месторождении Белоусовское. Прежде всего мне выдали ватник и валенки вместо моего черного «зимнего» пальтишки и сапог, так как температура там достигала -60^оС. Вот где я прочувствовал настоящую зиму – континентальную, морозную, с метелями и снегопадами, иногда в полной изоляции от внешнего мира.

После возвращения в Москву я занялся написанием дипломной работы, которую успешно защитил в июне. На этом закончились мои студенческие годы в Москве. Вместе с  радостью по поводу успешного завершения учебы и того, что ждало меня дома в ГДР, – невеста, родители, друзья и новая работа в уранодобывающей промышленности, я испытывал грусть от расставания с любимой Москвой,  институтом и верными друзьями. Наш декан  К.В.Павлов предложил мне вернуться через два года на практику в качестве  аспиранта, однако к тому времени МИЦМиЗ был реорганизован, нашего  декана, к сожалению, больше не было в живых, а у меня появились семья и ответственная работа.

К различным предметам и преподавателям каждый из нас имел свое особое отношение. Я был несколько сдержан  по отношению к геологии, минералогии и палеонтологии, мне интереснее и ближе были  такие дисциплины, как буровзрывные работы, разработка месторождений, способы добычи за пределами рудных месторождений и др. Лекции читали профессора и доценты: Е.Г. Баранов, К.В. Павлов, Ф.Ф. Ручик, Г.Н.Попов, В.И.Киселев, Б.П.Боголюбов, С.С. Панчев. Я очень любил математику, и  на протяжении всех лет учебы меня связывали тесные  дружеские отношения с доцентом кафедры математики А.С. Яснопольским. На прощание я получил от него на память портрет Леонарда Эйлера с теплой дарственной надписью. 

 «Московские годы» являются важной частью моей жизни,  я горд и счастлив ими.  Они научили меня больше, чем просто профессиональным знаниям, и я всегда был благодарен моему государству, ГДР, и Советскому Союзу за то,  что мне, мальчику из рабочей семьи (сегодня это называется «выходец из малообразованных слоев») была предоставлена такая возможность. Я мог бы без проблем между 1958 и 1961 гг. эмигрировать в ФРГ, но это не соответствовало моим представлениям о чести и совести.

В 1958 г. началась моя деятельность в Советско-германском акционерном обществе «Висмут» (СГАО ВИСМУТ, SDAG Wismut= разработка урановых месторождений в ГДР) в качестве  ассистента по производству (подобно тому, как в Союзе многие новоиспеченные горные инженеры начинали свой  путь десятниками вентиляции). У меня был диплом с отличием, но я был «гол как сокол». Чтобы жениться, мне нужно было сначала заработать денег. Я наверстал это в 1959 г.

В 1960 г. мне и моим коллегам была поставлена задача, наладить работу службы, которая бы занималась измерением уровня запыленности в шахтах и организацией мероприятий по защите шахтеров от давней угрозы – силикоза. В 1964г я стал руководителем этого проекта в дирекции отрасли. Позже к задачам добавились защита от асбеста и других видов пыли тяжелых металлов, промышленная токсикология и охрана окружающей среды.   

Для выполнения задач по обеспечению технической гигиены труда (пограничная область между техникой и медициной) требовались инициатива и творческий подход, эта область была абсолютно новой. После внеплановой аспирантуры в горной академии я защитил в 1969 г. диссертацию и на протяжении 25 лет был инженером-консультантом в медицинской комиссии по силикозу горнорудной промышленности.

Моя 33-летняя деятельность в уранодобывающей промышленности доставляла мне большое удовлетворение  благодаря своей  гуманистической направленности.  Быстрых результатов в виде снижения уровня профессиональных заболеваний ожидать не приходилось.  Как в медицинской статистике времен ГДР, так и в научном анализе ситуации по запыленности, проведенном  под руководством специалистов из бывшей ФРГ, были приведены  доказательства  эффективной системы охраны здоровья и техники безопасности в СГАО Висмут. Начиная с 1966 г., ситуация с запыленностью на предприятиях Висмут  ни в коей мере не была хуже, чем на аналогичных предприятиях ФРГ в тот же период времени.

Мне несколько раз выпадала возможность побывать в командировках в Москве, на Урале и в Средней Азии.  Кроме того, я на протяжении многих лет просматривал и индексировал советскую специальную литературу по горному делу и  промышленной санитарии, но мне очень редко приходилось говорить по-русски. Русские специалисты говорили по-немецки лучше, чем я  по-русски, т.к. они работали по 5 или даже по 10 лет в урановой промышленности Германии, среди них встречались мои старые знакомые со студенческих времен.

В 1983 г. инициативная группа организовала встречу выпускников специальности ГИ-53 по случаю 25-летия окончания института. Это было огромной радостью, а самое прекрасное – я мог на протяжении нескольких дней говорить по-русски! Это подвигло меня с тех пор каждый год часть моего отпуска посвящать работе в качестве экскурсовода групп немецких туристов в СССР.

В 1991 г. СГАО Висмут было ликвидировано, мне предстояло по достижении 57 лет отправиться  на пенсию. Я считал такой исход преждевременным и поэтому подал заявление о приеме на работу в страховое общество горной промышленности. Вплоть до достижения пенсионного  возраста я занимался интересной и ответственной работой на посту руководителя отдела профессиональных заболеваний и защиты от опасных веществ в службе технического надзора г. Гера, где пригодились мои знания и опыт.

Даже с распадом Советского Союза не прервалась переписка с моим товарищем, к.т.н. инженером Е.И.Сусловым.  В 2006 г.  мы с женой на 7 дней приехали туристами в Москву и были в гостях у него в семье. Город изменился до неузнаваемости. Многое отремонтировано, реконструировано и построено заново. Но, честно говоря, эта новая Москва больше не та Москва, которую я знал и любил…

Здание нашего старого института все еще узнаваемо снаружи, хотя минуло уже 50 (!) лет, но внутри все стало чужим, и я не смог ничего узнать.  Однако я ощущаю живое родство с русской столицей. В 2008 г. мы  отправились в водное путешествие из Санкт-Петербурга (бывшего Ленинграда) в Москву. На нашей встрече мы отпраздновали с Женей Сусловым наш «золотой диплом». Как же быстро пролетело полстолетия…

Когда сегодня, в свои 75 лет, я оглядываюсь на прожитую жизнь, мысли мои обращаются к книге Николая Островского «Как закалялась сталь», с которой я познакомился в возрасте 13 лет, когда вступал в Союз свободной немецкой молодежи. Моя жизнь имела смысл. Я помогал защищать людей от болезней или смерти. Я смог повлиять на то, чтобы гуманизм отчасти стал  реальностью. Моя профессия была моим призванием. Я выполнял свою работу честно, с любовью и вдохновением. Совесть моя чиста,  пусть даже средства массовой информации, предупрежденные или неисправимые хотят представить  современной  молодежи ГДР как государство, состоящего исключительно из службы безопасности и незаконности, и говорят, что в СГАО «Висмут» техника безопасности  оставалась на протяжении 45 лет такой же, как и в «дикие» 40-е годы.