Первые сведения о существовании Германии связаны в моей памяти с рассказами  бабушки о том, что мама и папа находятся там в командировке. Последнее слово было для меня совершенно непонятным: не командиры (уже тогда играл с мальчишками «в войну»), а какие-то «инженеры» и не командуют никем, и нет их никогда дома… Впрочем, факт существования родителей подтверждался фотографиями и периодическими посылками от них. После их возвращения «оттуда» я, на протяжении долгого времени, слышал  теплые воспоминания о работе в ГДР, а также видел кадры снятых  любительской камерой отрывочных сюжетов о том времени.

            Шли годы. Периодически друзья и знакомые моих родителей уезжали в загранкомандировки: кто в ГДР, кто в Чехословакию, некоторые – даже в Китай. Мой папа тоже постоянно выезжал в командировки, но в Казахстан и Среднюю Азию. Я, будучи младшим школьником, очень интересовался этими регионами, в особенности – их природой, и папа охотно и подробно рассказывал мне о своих наблюдениях и впечатлениях. Особенно меня потряс сделанный им коротенький фильм о зимней рыбалке на озере Балхаш. Как-то папа обмолвился, что хочет перевестись туда на работу. Моему восторгу не было границ! Я, с упорством, достойным лучшего применения, периодически приставал к нему с вопросом: «Когда же?!». В один прекрасный день в разговоре с мамой папа произнес: «Скоро едем!». Я закричал «Ура!» и запрыгал козлом, а мама с широкой улыбкой на лице спросила: «Ты знаешь, куда мы едем?». Я закивал головой, не забывая подпрыгивать.  «В ГДР! Только пока никому не говори» - сказала мама. Я так и сел… А как же Балхаш и здоровенные окуни?

            Своим чередом прошли сборы в дорогу и прощания. 22 марта 1966 года мы сели в поезд и отправились в путь. Впервые я ехал так далеко  в незнакомые края. В Брест мы прибыли ночью. Никого из поезда не высаживали, пока меняли колесные тележки. Было душно и тревожно. В голове непрерывно крутилась модная песня: «Моряк вразвалочку сошел на берег…». Заснуть я так и не смог.

            Во Франкфурте нас встретили, как и полагалось. Потом мы сели в микроавтобус «Баркас» и в сумерках двинулись на запад. Еще на вокзале, а потом и в «Морозовке» меня удивили незнакомые запахи. Пахло Германией.

            В Зигмаре нас поселили в Советском клубе, как и многие  семьи, приехавшие в этот период. Все было для меня чужим и непривычным: тот же немецкий запах моющих средств и мастики, небольшие трехэтажные дома, виллы, неширокие улицы, даже одежда детей советских специалистов. Вновь прибывшие по сравнению со старожилами выглядели аккуратно одетыми выходцами из глухой провинции. Мне перед отъездом сшили новое пальто из старого папиного, а для занятий в школе купили новый костюм. Правда, впопыхах мама оставила дома пиджак от него, так что учебный год я закончил без пиджака. Мои давние московские друзья- местные  старожилы Костя Докучаев, Валера Смирнов и другие были одеты в модные куртки-анораки, джинсы и вязаные шапочки, невольно подчеркивающее их заграничность. Впрочем, для меня это особого значения не имело, хотя , конечно, каждый ребенок хочет быть таким, как все.

            На следующий после приезда день, мама решила порадовать нас с братом легким обедом из немецких (а каких теперь еще!) продуктов. Она принесла из магазина (так .называемого «подвала») сосиски, булочки, спагетти, лимонад и жевательную резинку. Все было нами одобрено. Особенно сосиски, но не за какой – то необыкновенный вкус, а за искусственную в полоску несъедобную оболочку, показавшуюся нам вершиной  прогресса по сравнению с отечественной натуральной. Как мы жестоко ошибались!

            Через некоторое время, осмотревшись, я пришел к неоригинальному выводу о том, что здесь очень даже неплохо. Помимо старых друзей я обзавелся  новыми друзьями и подругами, стал посещать бассейн, тир, баскетбольную площадку, библиотеку (очень хорошую!), даже танцы в Доме школьника. В школу нас возили на прекрасных комфортабельных автобусах. Чем не жизнь! На первых порах, пока мы проживали в гостинице Советского клуба, окна нашего номера выходили на железную дорогу, по которой практически не ездили поезда, и на поля, лежавшие за ней. Для меня было странно глядеть на разгуливающих по полям зайцев и куропаток. Это в городской – то черте! Потом привык. Лис, зайцев, рябчиков и вальдшнепов я видел и под Москвой, когда папа брал меня на охоту, но для этого надо было выезжать за город глубоко в лес, а тут!.. Удивляло и то, что в непосредственной близости к поселку находился большой пруд, скромный зоопарк, бассейн и Дворец культуры СГАО Висмут, а дальше шли леса, разнообразные и незнакомые.

            Будучи всего – навсего несовершеннолетним членом семьи советского специалиста, я не понимал, да и не пытался вникнуть в суть работы моего отца. Гордился его наградами, особенно грамотой, врученной коллективом Проектного предприятия по случаю ввода в эксплуатацию ГДП Беервальде: даже в Средние Века такой документ, написанный каллиграфически старонемецким языком готикой на пергаменте, получал не каждый Правитель!

            Все мероприятия в СГАО «Висмут» тогда и позднее были прекрасно организованы. Каждую субботу по заявкам коллектива военных охотников и рыболовов выделялся транспорт для охотников и любителей рыбалки.  Понятно, что в эти дни наши с папой дорожки расходились. Он отправлялся на охоту, а я – на рыбалку. Поскольку детей без надзора на рыбалку не отпускали, папа попросил взять надо мною шефство Николая Тихоновича Дундукова – своего коллегу и товарища. Благодаря этому я стал его подопечным и подружился с его старшим сыном Колей, как выяснилось, навсегда.

            Все выезды на рыбалку в то время сопровождались «железным» ритуалом: поездкой за мальком! Искусственные водохранилища тогда были очень «молоды» и плотно заселены щукой и окунем. В пятницу энтузиасты в сопровождении своих сыновей выезжали на близлежащие карьеры для добычи наживки. Выезжал и я. Труднее всего было сохранить пойманных мальков живыми. Для этого в квартирах наполнялись ванны свежей водой, устраивалась проточная «вентиляция», но потери были все же велики. Ранним утром все это делилось в автобусе между рыбаками. Главной рыбалкой германского детства стал выезд с папой и братом на озеро Пель. С удочками и мальком в ведерке мы спустились по крутому, заросшему малиной, ежевикой и мелким березняком склону  главной плотины. Забросы давались с трудом: все подступы к воде перекрывали нависающие ветви кустарника и деревьев. Счастье нам улыбнулось – мы поймали несколько довольно крупных щурят и окуньков! Я по сей день помню улыбающиеся лица брата, папы, вкус береговой малины и счастье, царившее тогда в душе!

            Еще одно рыбацкое воспоминание связано с Виталием Николаевичем Смирновым, пригласившим меня персонально на ловлю крупного окуня в озере на краю селения Бранд Эрбисдорф (окраина все того же  Лангенау). Погода выдалась пасмурная, неласково – ветреная. По озеру шла волна. С понтона на зимние блесны окунь не клевал, поэтому был развернут подъемник для поимки малька… Несчастная полосатая жертва была воздета на крючок, последовал заброс вглубь озера. Из – за волны поплавка (обычной пробки) видно не было, и я, расхаживая по набережной, наблюдал за тем, как Виталий Николаевич забрасывает раз за разом в серые волны блесну. Вдруг леска моего спиннинга натянулась и зазвенела! Подсечка! Верхняя половина моего удилища отломилась и соскользнула к невидимому поплавку. Кручу катушку, чувствую мощное сопротивление! Виталий Николаевич уже наготове с подсачком! Еще несколько минут – и щука на набережной! Рыба оказалась довольно крупной: примерно 85 сантиметров в длину и более трех килограммов весом! Двадцать минут спустя, В.Н. Смирнов выудил еще более крупный трофей! Это было незабываемо.

            Лучшие друзья моего папы – Виталий Николаевич Смирнов и Аркадий Арамович Петросов были заядлыми и умелыми охотниками. Все трое держались дружно. Виталий Николаевич в шутку говорил, что они – «санитары природы». Надо сказать, что «санитары» не ограничивались выездами на охоту по субботам, а старались и в будни подышать лесной свежестью. Такие возможности были. У Виталия Николаевича была прикрепленная персональная служебная «Волга», у папы, после назначения его главным инженером проекта – служебный микроавтобус. Так что мне выпало немало вечеров, когда я, наравне с мамой, не ложился спать, взволнованно дожидаясь возвращения отца домой. Порой эта дружная троица обходилась и без транспорта: ходили на стенд «пристрелять ружья». Тогда в округе почти не было садово-дачных участков и дичь, и охотники чувствовали себя вполне комфортно. Один раз даже мне разрешили там поохотится. К сожалению, я дал промах… Возвращались друзья после  удачных «пристрелок оружия» под покровом сумерек, строго придерживаясь высоких кустов на газонах. Одна тень ( В.Н. Смирнов) неслышно заходила в подъезд верхнего дома по Штерцельштрассе, через пару минут открывалось окошко подвала прачечной и туда спускалась добытая косуля, ружья и сумки. После чего два других человека - тени входили в подъезд и спускались в подвал, где и происходили все последующие манипуляции с дичью, включая поздравления Weidmannsheil! Впрочем, тем же путем шла и дичь, добытая в будни  в более отдаленных охотничьих угодьях.   

            Я сознательно опускаю на этих страницах подробности всего, что связано с моей учебой, участием в спорте и  самодеятельности, экскурсиями по историческим и культурным местам ГДР, отдыхом в летних и зимних оздоровительных лагерях, поскольку эти блага были предоставлены безо всяких ограничений всем детям советских специалистов СГАО «Висмут». Конечно и теперь в памяти сохранились многие детали, связанные с отдыхом в летних и зимних лагерях Крибштайн, Криспендорф, Штайнбах, Шмидеберг. Сколько впечатлений, сколько приключений с друзьями, жившими на разных объектах! Невозможно описать, с каким нетерпением все мы ждали выезда на Балтику  в Цинновитц и как к этому готовились! К сожалению, по достоинству мы смогли оценить эту заботу только после  возвращения на Родину…

            Как я уже упоминал выше, в нашей семье охота, как спорт и хобби, занимала  особое место. Чтобы не остаться в стороне от увлечений папы, я в 1967 году вступил в члены КВО и получил право тренироваться и участвовать в соревнованиях по стрельбе на нашем стенде. Мне это очень нравилось, да и неплохо получалось. Кроме того, на соревнования приезжали и немецкие охотники, и наши из Ауэ и Геры. С отцами приезжали и их сыновья – мои друзья, чтобы обменяться новостями, построить планы на предстоящие каникулы. После соревнований - всегда «подведение итогов». Для нас – сосиски и лимонад, для взрослых – что- нибудь повкуснее, но в меру. Один лишь раз я был свидетелем того, как пресловутая «мера» была превышена. Это было в августе 1967 года. Тогда в Советском Союзе и странах народной демократии широко отмечалась пятидесятая годовщина Великой Октябрьской Революции. На открытие утиной охоты наш коллектив всегда стремился почти в полном составе и поэтому были выделены два автобуса для желающих. Ехали к старинным друзьям – немецкому охотколлективу «Барут» в Нидергуриг. Я, естественно, по малолетству остался дома. Выезд, как всегда, состоялся в ночь с пятницы на субботу. После обеда в воскресенье мы с мамой и братом с нетерпением  ожидали возвращения отца, поглядывая в окно. Прошли все сроки, хотя и было еще светло, как показались автобусы. Мама стала разогревать обед, а я крутился у двери, чтоб первым увидеть папины трофеи. Прошло еще некоторое время, а папы все не было. Я бросился к окну и увидел как от автобусов нетвердой походкой, волоча по тротуару амуницию, разбредаются по домам несколько человек. В это время загремела дверь квартиры и на пороге показался папа. Помимо собственного ружья, рюкзака и связки уток он принес и притащил еще чужих два ружья, один рюкзак, две связки уток и резиновый костюм. Учитывая, что речь и движения его были неверными, - до сих пор не могу понять, как он все это дотащил. На вопрос: «Чьи это вещи?» папа пожал плечами и сказал, что через пару часов хозяева отыщутся сами. Так и произошло. Вечером начались звонки и визиты «потерпевших». Мой папа был не одинок: еще несколько охотников покрепче телом принесли домой вещи, забытые их коллегами в автобусах. Этот праздник хорошо помнят и охотники «Барута», до сих пор со смехом вспоминая отдельные детали более чем дружеской встречи. Мнения расходятся только по вопросу: сколько раз Вернер Петрик ездил на мопеде в магазин за «добавкой». Вот, что делает классовая солидарность! «Пролетарии двух стран» соединились!

            Следующий,  1968 год, был довольно тревожным из –за назревающих событий в Чехословакии, до которой было, как говорится, «рукой подать». Время от времени руководство Общества по рекомендации «компетентных органов» вводило различные ограничения на перемещения советских сотрудников за пределы и в пределах города Карл- Маркс- Штадт. С июля месяца эти ограничения коснулись выездов на рыбалку и охоту. Конечно, в отношении массовых выездов эти директивы исполнялись неукоснительно. Однако, некоторые товарищи, располагающие транспортом и вынужденные по долгу службы периодически выезжать в служебные командировки на горнодобывающие предприятия Саксонии и Тюрингии, неминуемо к вечеру оказывались в любимых охотничьих угодьях, будто нарочно  расположенных вблизи упомянутых объектов. Некоторые руководители также время от времени осуществляли выездные проверки исполнения своих же  распоряжений. Мы, их дети, конечно знали об этом, но держали язык за зубами. «Твердые ленинцы!» - с гордостью говорил про нас В.Н. Смирнов. Однажды папа позвонил с работы домой и шифром намекнул, чтобы я к 16 часам ждал его в условленном месте «подготовленным». Ствол я засунул в чехол спиннинга, а приклад положил в спортивную сумку. В условленное время мы выехали в направлении Дрездена- в Хайнихен. Мне доводилось там бывать и даже выстрелить по самцу косули, которого я контузил, задев пулей ухо. Завысил прицел! В этот раз папа сел на сидку вместе со мной. Место было удобным:  сидка была оборудована на крепком одиноком дереве, а пейзаж живописным. Позади нас тянулось поле ржи, слева стоял высокий лес, впереди простирался, уходя в низину, обширный зеленый луг , поросший редкими кустиками. Время шло незаметно. В летнее время в ожидании дичи всегда увидишь и суету птичек, и петляющую в поисках поживы, отбившуюся от рук кошку; мелькнет на опушке лисица, а из – за куста, вдалеке, вдруг поднимется привязанная к колышку овца…

            Из раздумий меня вывел неизвестно откуда возникший козлик, типичный Abschussbock: небольшие кривоватые рожки без отростков. Он неспешно шел по лугу, пощипывая травку, метрах в сорока от нас. «Давай!»- услышал я папин шепот. Поднял ружье, прицелился. Выстрел! Козлик вытянулся в струнку, завертел ушами, потянул носом вслед пролетевшей пуле, мгновенно развернулся на месте и бросился наутек к спасительному лесу. Папа поднял свое ружье… «У меня еще один выстрел»- пролепетал я. «Давай!» - прорычал папа, не опуская ружья. Недаром говорил  мудрый В.Н. Смирнов: «Пуля дура, картечь – молодец!». Картечь остановила беглеца…

            На обратном пути  мы долго в сумерках стояли на перекрестке местной дороги с автобаном, пропуская тянувшуюся на запад бесконечную, как казалось, колонну войск. День 20 августа 1968 года, незаметно войдя в историю, тихо угасал…

            Единственная в моем школьном возрасте серия утиных охот 1969 года оставила у меня незабываемые впечатления. К открытию охоты шла основательная семейная  подготовка. Папа пообещал, а мама не возражала, чтобы и я смог поехать на охоту, наравне со взрослыми охотниками. Начитавшись специальной литературы, я приобрел во время отпуска в Союзе несколько чучел диких уток. Более того, после определения даты выезда, я все больше и больше думал о том, что именно утиная охота потребует большого запаса патронов. Накануне выезда я попросил папу дать мне 150 патронов. Он усмехнулся в усы  и - разрешил! Теперь я думаю, что это был наш совместный «арсенал». Беспокоясь о нехватке боеприпасов, я уложил в персональную противогазную сумку две пачки по двадцать патронов каждая и набил патронташ, емкостью 40 зарядов. На первый раз хватит! Бессонно ожидал время выезда, не сомкнув глаз и лежа рядом со сладко посапывающим отцом. Ура! Поехали! Серые сумерки сменились сереньким рассветом. Мы на месте… Думаю, что пунктом назначения было Коммерау. Вышли и вынесли почти все из автобуса. Пиво и «усилитель вкуса» оставили внутри. Барутовские друзья, встретив нас, повели по местам предстоящей утренней зорьки. Я шествовал в арьергарде, провожая завистливым взглядом группы отходящих в  разные стороны наших товарищей. В условиях малолесистой местности с относительно частыми пятнами водоемов найти хорошее место было не просто. Меня оставили на голом взлобке, окруженным со всех сторон прудиками или озерцами, размером не более, чем пруд в нашем парке Пельцмюле. Несколько березовых гривок, клочкастый кустарник, отдаленные кромки рощиц посреди полей и «лужиц», - вот пейзаж, на фоне которого должен был состояться мой дебют! Первым делом я установил три чучела в луже, лежащей у моих ног, затаился среди кустов и замер в ожидании… Тишину внезапно разорвал громкий «дублет» почти над моим ухом. Все три чучела содрогнулись, накренились и стали издевательски медленно погружаться в мутную воду. Ничего не понимая, я выскочил из укрытия и увидел довольное лицо А.А. Петросова, правда, с уже понимающе - угасающей улыбкой… «Дядя Аркадий! Это ж чучела»!!! – «Ну – ну! Не лодка … починишь… Выстрел – то, а!? Пойдем – ка дальше»! И мы пошли…

            Аркадий Арамович оставил меня на очередном взгорке под купой сорных деревьев. Слева впереди лежало овальное озерцо, справа – плотинка, отделяющая его от небольшого мутного пруда с болотистыми неясными границами. Мой пыл уже практически угас. Бесцельно и безнадежно осматривал я свои «новые владения», как вдруг из – под дальнего бережка «овала» вспорхнула пара уток и , по периметру набирая высоту, пошла вдоль берега ко мне. Стендовая подготовка не подвела. Выстрел! Утка падает почти в ту же точку под дальним берегом, откуда и поднялась! Вторая скрылась в неизвестном направлении… Я выждал около десяти минут и направился к добыче, не забыв перезарядить ружье. От папы я много раз слышал о коварстве дичи. Особенно он любил говорить об утках, нахально спасающих свою жизнь, притворяясь мертвыми, либо скрывающимися под водою, уцепившись клювом за камыш… В двух шагах от трофея, который колыхался на мелкой ряби в метре от берега, я стоял и думал, что же дальше делать? Инстинктивно я надавил спуск… Нога и без того уже холодной птички повисла на чем –то вроде сухожилия или кишки. А утка была очень красива! Никогда больше таких я не добывал! Мне стала понятна моя ошибка: я повел себя как «догматик», по выражению того же Виталия Николаевича Смирнова! Что ж! Привел себя в порядок, подтянул амуницию и через плотинку пошел навстречу нашим «основным силам». Вдруг справа от запруды я увидел изо всех сил уплывающую вдаль лысуху. Выстрел! Лысуха замерла. Только крыло дрожало… Недолго думая, и , позабыв уроки недавнего прошлого, я всадил еще один заряд в чернушку… Тело стало погружаться. Решительно спустился в пруд, увязнув в иле, и направился к добыче. Она с каждым шагом была все ближе и ближе, но также все выше и выше поднимался уровень гадкой воды пруда, почти достигнув краев резинового костюма… Когда оказалось, что рукою не дотянуться, я пригнал  тушку к себе стволами ружья. Это была «Пиррова победа»! Нашим современным политикам иной раз не мешало бы и такой опыт учесть! Когда я, очень довольный трофеями, выполз на твердую землю, мне послышалось журчание прохладных струй, омывающих тело триумфатора… Через секунду я вспомнил о противогазной сумке с сорока патронами, которые вместе со мною «побывали» в грязном пруду ради какой – то лысухи! Я был в отчаянии!.. Только половину запаса я смог обсушить рубашкой и свитером до нужной кондиции. Целую пачку (20 патронов) я вывернул внутрь резинового костюма, рассчитывая на фильтрационные свойства  штанов и портянок…Нетрудно представить в каком виде я предстал перед отцом после короткого марш - броска, держа в руке «пернатых калек», и, хромая на все ноги, из – за патронов в сапогах!

            Вечерняя зорька лично для меня вышла неудачной. Утки было много, лет был хорошим, насколько я мог об этом судить. В то время утка стойко держалась рыборазводных водоемов потому, что рыбу кормили кукурузой! Отсюда и «массовый утиный патриотизм»! (После перехода 20 лет спустя на комбикорм, куда только что и подевалось!) Для меня стала неожиданностью собственная неспособность во - время обнаружить на закате стремительно и близко вылетающих из темноты птиц. Я опаздывал со вскидкой ружья и выстрелом. Не тот опыт, не та реакция!

            Утро предвещало солнечный и теплый день! Облака превратились в уходящую ввысь серую марь, восток зазолотел… В утренних сумерках мы направились к местам охоты. Нам с папой выпало стоять по пояс в воде внутри небольшого камышового островка посреди круглого озера.За нашей спиной к берегу подступал лес, впереди там и сям на суше были разбросаны отдельные купы кустов, среди которых укрывались несколко наших коллег. Утренний лет был великолепен! Утка летела невысоко, поодиночке или мелкими стайками. Моя позиция на этом озере (не без помощи папы!) оказалась самой выгодной. За неполный час только я один добыл 16 разных уток! Папе досталось чуть меньшее количество. Наши коллеги с берега минут через 30 после начала лета крикнули в шутку папе: «Володя! Скажи сыну, пусть отдохнет! До нас ничего не долетает»!

            После утренней зорьки и чашки чая на берегу все направились «топтать» утку. В этом случае я почти бессменно  выполнял работу «собаки». Однако и тут я смог «взять» еще  двух или трех уток. Потом в компании с немецкими друзьями каждый делал свое дело. Лично я удалял у трофеев внутренности и, как мог, беседовал с Дитером Петриком, которому через месяц предстояло идти в армию. Было солнечно, сухо и тепло. Таким все и осталось в памяти.

            Ярким и незабываемым воспоминанием остался выпускной вечер, прощание с Зигмаром, с друзьями, отъезд домой в июне 1970 года. Тогда я не мог знать, что приобрел благодаря моим родителям (и немного себе) множество друзей, будущую жену, будущих учителей и наставников, определивших во многом мою дальнейшую жизнь. Впереди были 14 лет учебы и работы, которые привели к новой встрече с ГДР и СГАО Висмут…

В.Н.Смирнов, В.Рихтер, В.В.Марцев, М.Н.Волощук, В.Л.Шмонин

(Зигмар, 1969г. Из архива В.Смирнова)

А.А. Петросов, С.Петросова, М.Е.Токарчук

(Зигмар, 1969г. Из архива В.Смирнова)

На стенде. Петросов А.А., ..., Марцев В.В.

(Зигмар, 1966 г. Из архива Подоляко Л.Г.)

(Фото со страниц Галереи нашего сайта (ред.))

......................................................................................................................

         Последняя пятилетка. 1984 – 1990 годы

            В начале марта 1984 г. раздался звонок. Звонили из отдела кадров 8-го Управления Министерства. Оказалось, что решение о моем командировании в ГДР для работы в СГАО «Висмут» принято и необходимо срочно предоставить необходимые для оформления выезда документы и фотографии. В течение дня мы с женой и дочкой все подготовили, и я передал бумаги по назначению, робко поинтересовавшись: сколько времени займет процедура оформления и когда предполагается отъезд? «Вас своевременно известят!»- был ответ.

            Время, по обыкновению, не стояло на месте: прошел март, за ним апрель и май. В душе все как-то понемногу улеглось. Надежда умирала…

            В начале июня телефон содрогнулся от звонка: «Почему Вы не приходите за паспортами и билетами? Разве Вы не знаете, что через 5 дней Ваш отъезд?!». Не раздумывая и, тем более, не задавая никаких вопросов, я помчался в Министерство. Неласковые сотрудники отдела кадров, сдерживая чувство законного  негодования, вручили мне дорожные чеки, билеты и загранпаспорта (один - для меня, другой – для жены и дочери). «Проверьте, пожалуйста. Все ли правильно?». У жены с ребенком документы были в полном порядке. Молодцы! Заглянув в свой загранпаспорт, и, для верности перечитав его раза четыре, чем, вероятно, усилил подспудно существовавшие ранее  подозрения кадровиков  в моей малограмотности, я робко заметил: - «Меня зовут Владимир Владимирович». «Ну, да! А там что написано?». – «А там написано: Марцев Виктор Владимирович».

            Немая сцена.

            Я был искренне растерян, но попытался исправить положение и не усугублять и без того неприятно сложившуюся ситуацию. В конце концов, я уезжаю за границу, никто (или почти никто) меня там не знает, так что три года командировки в ГДР я могу побыть и Виктором. От этого никто не пострадает! Выслушав в ответ, что от меня одни только неприятности, я, несолоно хлебавши, отправился домой. Отъезд свершился через две недели 24 июня 1984 года.

            О, это путешествие!  Эта чистота и уют спального вагона, Это предвкушение интересной и ответственной работы и, чем черт не шутит, карьерного роста! Когда тебе всего 31 год, а ты уже (в собственных мыслях, конечно) ого - го! И, кажется, что именно твои идеи и опыт выведут на новый уровень и производство и тебя самого. В тебя поверили! Стучат колеса, входят и выходят пограничники и таможенники, а ты чист: у тебя только разрешенные 20 пачек сигарет и 2 бутылки крепких напитков для своих, там…

            В приятных мечтаниях путь до Франкфурта - на – Одере пролетел незаметно. Поезд замер у перрона и я с невеликим багажом ступил на немецкую землю. Показалось странным, что никто меня не встречал, но за 14 лет могло многое измениться. Помявшись, и покурив на перроне в ожидании встречи (все- таки я же не нелегал!), я отправился на привокзальную площадь, где, по традиции, должны были стоять висмутовские «Баркасы», ожидающие прибывающих советских сотрудников. Ищущий, да обрящет! «Баркас» с соответствующими номерными знаками и вымпелами за стеклами салона недвусмысленно указывал на его ведомственную принадлежность. Короткий разговор с водителем на понятном сторонам сленге, однако, вызвал волну вопросов. Короче, меня не ждали и машина встречала не меня. Мудрый водитель отправился за разъяснениями к представителю советской стороны, в чьи обязанности входили встреча и отправление к месту назначения прибывающих из СССР сотрудников СГАО «Висмут». Из любой ситуации выход найдется. Поэтому, попив чаю и наговорившись о международном положении, мы дождались прибытия «правильных» пассажиров. Это была семья начальника первого отдела ГДП 09, возвращавшаяся из отпуска. После знакомства, предъявления «верительных грамот» и телефонных переговоров с ответственными работниками Генеральной Дирекции СГАО «Висмут», меня дружелюбно подвезли в п. Зигмар прямо к Клубу Советско-Германской Дружбы (все- таки за 14 лет кое- что изменилось: ранее это был просто Советский Клуб!). Чувства буквально захлестнули меня: и было отчего! Всего- то 14 лет назад я, выпускник 103-й школы ГСВГ после торжественного вечера покинул любимый Зигмар, и – вот, спустя столько лет, подъезжаю к Клубу, в котором идет прощальный вечер выпускников той же школы! Не скрою, я не спал всю ночь… Когда в 6-20 раздался звонок из Генеральной Дирекции с предложением прислать машину для доставки моей персоны  в отдел кадров, я, поблагодарив, отказался, сославшись на хорошее знание местности. Освеженный бритьем и душем я, не чуя ног, спустился на крыльцо гостиницы и поздоровался с уборщицей (все той же!) почему- то: «Гуд монинг!».

            По знакомым переулкам и улицам, как мне показалось, мгновенно, я добрался до ГД. Проверка документов – и я в кабинете начальника Первого отдела ГД СГАО «Висмут» Валерия Николаевича Воробьева! (Тогда я еще не знал, что мы подружимся на всю жизнь!). Суровый вид этого человека, вкупе с занимаемой им должностью, произвели на меня неизгладимое впечатление! Представьте. Ранее утро (7-00). Понедельник. Задорно взлохмаченная полулысина, запах свежепринятого душа и ощущение, что этот субъект спал не более 4-х часов! Где он был накануне? На рыбалке? Едва ли… На охоте? Скорее всего. Это говорит в его пользу! Такие нехитрые мысли неожиданно посетили мою голову, не имея, впрочем, никаких практических последствий.

            Представившись, я выслушал ряд вопросов, которые поставили бы в тупик и более искушенного, чем я человека. Почему не поставили в известность о моем прибытии ГД? Почему не выслали транспорт для встречи? Почему согласились сотрудники ГДП 09 меня подвезти? Кто меня отправлял из Москвы? На последний вопрос я дал ясный и вразумительный ответ, который не менее  вразумительно и был прокомментирован: - «А… этот…!». Лед в отношениях стал потихоньку таять…

            Мои производственные планы: -  я мечтал поработать на руднике, как обещали мне в Москве, были предопределены Николаем Тихоновичем Дундуковым – старым другом нашей семьи и моим воспитателем и учителем рыболовного спорта в 60-х годах, а ныне  - главным инженером Проектного предприятия, который справедливо считал, что под землей рано или поздно окажется всякий ныне живущий, даже не имеющий диплома горного инженера. Работа же проектировщика – это квинтэссенция научных поисков, обобщения личного производственного опыта и опыта специалистов горнодобывающих предприятий, а также инженерного творчества в рамках действующих норм и нормативов, помноженных на высочайшую ответственность. Словом – элита! Доверие к Николаю Тихоновичу у меня было полным и безоговорочным, поскольку он и мой отец были близкими  друзьями и оба – замечательными инженерами. Я с удовольствием принял предложение Николая Тихоновича о работе в Проектном Предприятии СГАО «Висмут».

            Минуя ненужные  подробности первых недель адаптации в ГДР-84, хочу все же вспомнить ряд забавных для меня моментов. В первый же рабочий день, когда я был принят на работу в горный отдел, представлен руководству Проектного Предприятия и советскому коллективу работников, Н.Т. Дундуков поручил одному из наших специалистов взять надо мною временное шефство: т.е. ввести в орбиту повседневной жизни. Первый урок – это привитие навыка ведения международного телефонного разговора из обыкновенного городского телефона – автомата за 20 пфеннигов. Причем после окончания разговора любой продолжительности автомат эти 20 пфеннигов возвращал! Забегая вперед, скажу, что многие советские женщины, не считаясь со своим и чужим временем, беззастенчиво пользовались услугами «бесплатной» связи. Это переполнило чашу терпения добропорядочных немецких граждан и, как и следовало ожидать, через некоторое время «халява» закончилась. Второй урок – это ориентирование в центре города: магазины «Центрум», книжный и охотничий. Третий урок – это обязательное участие в спортивных мероприятиях и в самодеятельности! Остальное – на твое усмотрение! Все это относилось только к т.н. «свободному времени». Работа и ее результаты ставились превыше всего. К концу года я уже был участником драмкружка, ВИА, членом Профкома по спортивной работе, пом. нач. КВО 900 по стендовой стрельбе и др. Огорчало одно: не имея ружья, я не был полноценным охотником.

            В отличие от 60-х годов, средний возраст советского населения п. Зигмар 1984 года явно превышал сорокапятилетний рубеж. В Проектном Предприятии у меня было много ровесников из числа немецких сотрудников. Среди советских, поначалу, -  несколько  специалистов из Генеральной Дирекции, НТЦ и Геологического Предприятия. Год спустя, картина стала меняться в «нашу сторону».

            В августе 1985 года меня назначили на должность главного инженера проекта Саксонского региона. Работа была для меня новой и я в первые недели не чувствовал себя уверенно. Однако поддержка директора и главного инженера, а также моих новых коллег: Маргиты Ильген, Герхарда Унгера и Уты Вайзе вскоре придали мне уверенности в силах и обогатили опытом новой для меня работы. Работы у меня, конечно, прибавилось. В дополнение к уже знакомому мне МГДП Кенигштайн надо было организовывать и вести проектирование таких непростых объектов, как ГДП 09 (месторождения Нидершлема- Альберода и Теллерхойзер) и ГДП им. Вилли Агаца.

            Немного юмора. Наша секретарь и делопроизводитель Ута, для установления контакта между коллегами с утра, умудрялась подавать кофе церемониально: пятясь задом, она ставила чашечку на стол Герхарда, а затем – на мой, непременно задевая бедром краешек стола. Кофе расплескивался, а Ута, счастливо смеясь, убегала в свое делопроизводительное логово…

            Кроме того, если я раньше занимался только подземной частью рудников, то теперь мне, как ГИПу пришлось заняться и вопросами проектирования технологических комплексов на поверхности. Первые планерки давались нелегко… Я и по сей день сердечно благодарен своему заместителю (во многом и учителю!) Герхарду Унгеру и нашему плановику Маргите Ильген за их неоценимую помощь в работе. В начале моей деятельности, как ГИПа, тенденция развития предприятий СГАО «Висмут» предполагалась позитивной. На предприятиях Саксонского региона планировалось стабильное долговременное поддержание достигнутого уровня добычи за счет вскрытия новых горизонтов или участков шахтных полей. С этой целью предусматривалась реконструкция или новое строительство ряда объектов под землей и на поверхности. Требовалось актуализировать для каждого горнодобывающего предприятия планы развития, выпустить значительное количество проектной и рабочей документации. Как всегда в проектном деле казалось, что не хватает ресурсов, особенно – времени. Из – за этого планерки проходили напряженно. Каждый из отделов по разным, иногда и вполне обоснованным причинам, просил перенести сроки на более поздние, ГИПы настаивали на директивных сроках… В общем, шла работа. Раза три  меня, как новичка, начальники отделов пробовали «на вшивость», специально вступая друг с другом в дискуссии о полной невозможности в установленные нами же на предыдущей планерке сроки выдачи заданий смежникам, искоса поглядывая в мою сторону: как я буду реагировать?  В душе я был не спокоен, но с каменным лицом благожелательно призывал коллег обеспечить запланированные ранее сроки. Однажды меня довели просто до нервного срыва, но я сдержал себя, спокойно завершил планерку, отпустил всех участников, запер дверь, закурил и заплакал. (Об этом я рассказал только жене, да и то год спустя). Вскоре попытки тестировать мою нервную систему, а заодно и компетентность прекратились, и взаимодействие наладилось.

            Все, кому сегодня за 30 помнят, чем был отмечен 1985 год. В СССР была объявлена «перестройка», предполагающая гласность, ускорение и трезвость, как нормы жизни. Первоначально эти тезисы нашли живейший отклик в сердцах трудящихся  СГАО «Висмут», как  советских, так и  немецких граждан (за исключением, пожалуй, третьего тезиса). Тогдашняя расхожая  шутка: - «Мы живем во времена перемен: евреи воюют, немцы торгуют, а русские борются с пьянством». Ближе к концу года среди советских специалистов вдруг осторожно стал расползаться слух о том, что СГАО «Висмут» нерентабельно и должно произойти постепенное сокращение штатов и производства. В Проектном Предприятии в это время полным ходом разрабатывали проектно- сметную документацию в соответствии с утвержденными Правлением Общества показателями на 1986 – 1990 годы. Слух, как известно, впоследствии подтвердился…

            Проверка экономической целесообразности основной производственной деятельности началась с ГДП «Вилли Агац». Для оценки всех аспектов  возможности и необходимости существования шахты -  а это была именно бывшая угольная шахта, подключили Проектное Предприятие. Всем было известно, что и в более благоприятные, с точки зрения экономики годы, это предприятие должно было быть ликвидировано.

            Анализ технико-экономических показателей деятельности  ГДП «Вилли Агац» все же подтвердил возможность кратковременного существования предприятия с необходимостью в текущую пятилетку его ликвидации.  В 1987 году последовало задание на разработку проекта ликвидации ГДП  «Вилли Агац».

            Это было (с моей точки зрения) совершенно новое поручение для специалистов, работающих в СГАО «Висмут». Все предыдущие объекты (1946 – 1959 г.г.) ликвидировались и уничтожались, используя «подручные материалы» и технику. Не сохранилось  ни клочка соответствующей проектной документации! Где искать?

            Многое подсказали специалисты ГДП 09. Директор по технике Х. Кристофф, начальник отдела капстроительства Р. Фишер, главный геолог Карл – Хайнц Линкерт и, особенно, главный маркшейдер – господин Вагнер рассказали, показали и объяснили мне так много, что я впервые за несколько лет почувствовал себя причастным к великим свершениям этого необыкновенного, уникального горнодобывающего предприятия. Мы много работали над возможностью краткосрочной перспективы поддержания рентабельного уровня производства, не забывая и грядущие необратимые перемены.

            В 1989 году подобные вопросы навалились со всех сторон. Руководство  Общества поставило перед нами задачу подсчитать, как и в какие сроки (сроки были обозначены в 2 или 3 года  и, на мой взгляд, являлись предательскими  для нашей Страны), с наименьшими экономическими потерями можно ликвидировать предприятия СГАО «Висмут». В считанные недели наши силы были мобилизованы для оценки ущерба (?) и его компенсации. Наш интернациональный коллектив путем творческих поисков, все же смог в течение полутора месяцев представить предварительные расчеты объемов и стоимости работ. Практически, дело обстояло так: не имея возможности глубокого анализа текущего состояния дел, я, как ГИП, собирал на совещания  самые «причастные» к концепции  будущей ликвидации технологических комплексов  ГДП подразделения нашего Проектного Предприятия (ПП) и проводил «мозговой штурм». Не успев воплотить многое, что мы (наш коллектив) вложили в проекты развития предприятий, я, своей волей,  а порою и наивностью, в установленные сроки создал технически правомерную, но календарно нереальную, соответствующую установкам «сверху» картину ликвидации действующих горнодобывающих предприятий Саксонского региона.

            Как и следовало ожидать, работы по ликвидации и санации предприятий продолжаются и по сей день…

            Нечто, льстящее самолюбию, я узнал из позднейших сообщений о том, что  конусовидные бетонные пробки на стволы шахт ГДП 09 , разработанные нами по стадии «проект», стали сооружать. Думаю, что основные технические решения по ликвидации предприятий, впервые принятые специалистами ПП, ГДП и НТЦ нашли применение и на других объектах СГАО «Висмут».

            Грустным был для большинства советских сотрудников 1990 год. Решение о ликвидации СГАО «Висмут» было принято и доведено до «народных масс»  еще в прошедшем году. Каждая семья в свой срок готовилась к отъезду. К весне 1990 года в поселке Зигмар Штерцельштрассе превратилась в «Контейнерштрассе». Все было уставлено этими символами предстоящей встречи с Родиной. Тем, кому предстоял отъезд в июне и позднее, не давала покоя мысль о грядущем 1 июля обмене «восточных» марок на «западные».  Условия обмена денег были доведены до всех граждан ГДР. Для советских специалистов это не было секретной информацией. Мы призадумались… Как и всегда в советском обществе, все началось с запретов на открытие личных вкладов наших людей. Русский человек тем и силен, что неадекватно (с точки зрения властей) реагирует на все попытки ограничения свободы своих действий. Мы с друзьями, естественно, открыли небогатые вклады в немецкой сберкассе. Позднее всем это было разрешено. Незабываемым событием  жизни в ГДР для нас  было 30 июня 1990 года.  Воспитанные в традициях всеобщего дефицита и нехватки личных возможностей, мы, в своем кругу друзей договорились, что встретимся 1 июля в 7 часов утра у сберкассы, чтобы не толпиться в «хвосте» очереди.

            Вечер 30 июня 1990 года удался. До 24 (00) часов все уцелевшие от встречи с Родиной мужчины проедали и пропивали в Клубе Советско – Германской Дружбы всю сохранившуюся наличность. Выгребалась последняя мелочь… Те, у кого запасы были больше, угощали не только близких друзей!

            Как известно – утро добрым не бывает!

            Наш маленький коллектив из четырех человек образовал живую очередь перед отделением сберкассы на Цвиккауерштрассе в назначенное время. Кроме нас, за все время до нашего ухода оттуда, не появилось ни одного человека! Стало так  обидно за собственную глупость, что все разом невольно рассмеялись.

            Помимо этого, многие хотели вернуться домой на автомобилях «Волга», которые понемногу стали списывать с баланса Общества и недорого продавать. Продавали «Волги» и немецкие граждане. В обеденный перерыв наши сотрудники встречались не только в столовой, но и на автобусной стоянке, где самоорганизовался рынок подержанных автомобилей, а также всякой всячины, на которую сегодня никто бы и мельком не взглянул. Все ходили, рассматривали, приценивались. Для меня это было непривычно, но, в итоге, благодаря помощи В.Н. Воробьева, бывшего руководителем советского коллектива, мне посчастливилось приобрести списанную «висмутовскую» «Волгу» без особенных хлопот.

            До покупки машины мне казалось, что главная задача – заполучить автомобиль и тогда супруга успокоится и меня оставит в покое. (Мне и так  было не по себе от мысли, что до Москвы не машина меня, а я ее должен доставить. Для человека, сидевшего за рулем «пару раз» в жизни  это было нелегким испытанием). Не тут – то было! Если у фасадов домов выстроились шеренги железнодорожных контейнеров, то во  дворах позади домов стояли купленные нашими специалистами подержанные «Волги» и «УАЗы». Сразу было видно, кто из счастливых обладателей авто «is who». Если у машины сняты двери, откручены передние крылья, хотя бы частично снята обивка салона, что – то снаружи заклеено несколькими слоями клейкой ленты, а доступные обозрению неокрашенные элементы конструкции щедро покрыты антикоррозийной смазкой и не хватает колеса, знай – ее владелец не новичок. Он - корифей в вопросах сборки и эксплуатации отечественного автотранспорта. Он – идеал настоящего мужчины! Напротив -  если внешний вид  машины (хотя бы по ее комплектности) неотличим от заводского образца, значит ее хозяин просто безрукий неуч и бездельник! Вот в эту – то категорию я, в глазах моей жены и некоторых друзей и попал! Своего автомобиля у меня никогда не было и я не знал, что и для чего нужно делать. Недели две мне не хотелось  и близко подходить к машине. Ну, не тянет… Приближался сезон охоты на косулю. Одним прекрасным днем дома мне вручили «черную метку», которую супруга зачитала вслух. Дух и смысл ультиматума не допускали двояких толкований: – либо, как «все нормальные мужики» я занимаюсь ремонтом и ТО автомобиля, либо…(см. выше). Я сделал выбор, которого у меня, по совести говоря, и не было. Впервые за всю прожитую тогда мною жизнь я стал на путь саботажа. Купил комплект гаечных ключей, несколько банок антикоррозионного покрытия (впоследствии я им покрыл ворота на даче), лампочки, эпоксидку, наждачную бумагу, скребочки и в свободное от работы время приступил к делу. Скрутил переднее крыло и утащил его в подвал рядом с прачечной. Все инструменты и материалы я разложил там же, добавив к этому  несколько бутылок пива и детектив из библиотеки. Работа закипела! Через пару недель туда же попало и второе переднее крыло. Когда установилась совсем теплая погода, я на некоторое время забирался под машину с гаечными ключами: подышать свежим воздухом. Торчащие из – под машины ноги были хорошо видны из окна гостиной и детской, так что вся семья была очень довольна. Кстати, благодаря машине наша семья познакомилась и подружилась с прекрасной немецкой семьей Ланг из Мюнхена: наши будущие друзья в сопровождении их знакомого подошли поинтересоваться как выглядят русские и их автомобили.  В это самое время я как раз дышал свежим воздухом, разглядывая карданный вал моей «Волги»...

            Нечего и говорить, что накануне открытия сезона охоты все заявленные мною регламентные работы были завершены.

......................................................................................................................

            Охота и рыбалка. 1984 – 1990 годы

            Первые выходные дни лета 1984 года были сопряжены с искренними, почти полными безысходности переживаниями. Пятница. 16-30. От Клуба отходит автобус, переполненный твоими коллегами, но только одетыми в защитную форму, с рюкзаками, полными бутербродами, с термосами, флягами с водой, с ружьями, наконец!!! А ты, как никчемный нищий, бредешь в сторону дома или библиотеки, прекрасно зная, куда они и зачем едут! Эти полные  значимости и надежды лица! Как я им завидовал!

            Охотничий билет у меня был, но ружье отобрали еще три года назад в Москве из-за задержки в  перерегистрации. Будь инспектор хоть чуточку человечнее,- ничего бы не произошло. Но тут наложились и смерть отца, и задержка (почти на год!) передачи из Краснокаменска моего охотбилета. Форс-мажор.

            В итоге я решил начать с рыбалки (все- таки тоже охота!).

            Записавшись на очередной выезд на рыбную ловлю, я, по старой памяти, решил сходить на старый карьер за мальком (раньше в 60 – 70 –х гг. выезжали на хищника!). Правдами – неправдами добыл подъемник, взял ведерко, черпак и пошел… От карьера сохранились две неглубокие лужи. Малек весь был недорослым окунем, то есть совершенно никудышным. Главным трофеем оказался хороший карась граммов на 250, которого я и преподнес в качестве подарка владельцу подъемника…

            Опытные товарищи-рыболовы (а это были мастера своего дела!) отсмеявшись, глядя на малька, объяснили, что водоемы за долгое время созрели и главной рыбой в них стали не хищники, а вегетарианцы: карп, плотва, лещ, белый амур и их молодь. Так, что готовь растительную приманку и правильную оснастку удочек! На мое счастье, мой тесть В.П. Сидоренко подарил мне в дорогу хорошую катушку «Рилле Рекс» и удилище «Конго» производства ГДР 60-х годов. Это в корне (качественно) отличалось от местных поделок 80-х годов! С помощью моих новых друзей дело постепенно пошло на лад.

            Так, по выходным дням, я стал осваивать близлежащие водоемы и навыки рыбалки на них. Незаметно подступил август. Перед предстоящими выездами на утиную охоту наш коллектив военных охотников провел соревнования по стендовой стрельбе между коллективами предприятий п. Зигмар. Наш коллектив Проектного предприятия отличился, заняв первое место. Неожиданно для себя отличился и я, заняв третье место в личном первенстве. Это помогло мне претендовать на выезды на охоту, вначале в должности кашевара, позднее – загонщика.

            Не имеет смысла описывать все рыбалки и охоты, в которых мне довелось участвовать за 6 лет, проведенных в ГДР: это заняло бы слишком много места в воспоминаниях и было бы утомительным чтением для людей, не интересующихся этими благородными видами спорта. Приведу лишь несколько случаев, запомнившихся мне особенно.

            В начале сентября 1984 г. состоялся мой второй выезд на утиную охоту в качестве кашевара. Однако, учитывая мои «достижения» в стендовой стрельбе, В.В. Кара (в то время – наш главный охотник и председатель гарнизонного совета) дал мне возможность пострелять из своего ружья. Мы стояли лагерем в Коммерау  на голом берегу большого озера, с трех остальных сторон заросшего камышом. Утренняя зорька быстро закончилась. Топтание по камышам дало незначительные результаты, однако какое – то количество уток было добыто и я, под руководством О.М. Кастуева поддерживал огонь, ощипывал и потрошил дичь для приготовления шурпы. Коллектив отдыхал и сушил на солнышке снаряжение и одежду. Ружье, до сей поры невостребованное, лежало неподалеку. Внезапно подняв голову, я увидел, как с противоположного конца озера поднялась стайка уток и на полном ходу направилась прямо к нашему костру. (Охотнику известен свист крыльев кряквы!). Отложив нож и лысуху в сторону, я (как в замедленном кино) протянул руку за ружьем, вставил в патронник откуда-то появившиеся в другой руке патроны, спокойно прицелился и сделал дублет. Первая кряква ударилась о землю в полуметре от моей ноги, другая – метрах в двух позади. Обе лежали на сжатом поле, как на картинке. Больше выстрелов не было. В.В. Кара, оказавшийся рядом, поздравил меня с красивым дублетом, похвалив, конечно свое ружье. Забегая вперед, замечу, что это был мой самый красивый дублет на утиной охоте. Может быть, дело и правда, в ружье?

            После поездки в отпуск и обретения ружья в 1985 году я почувствовал себя полноправным охотником и старался, по возможности, не пропускать выездов на охоту. Однако мои успехи на протяжении довольно длительного времени были более, чем скромными. В то время, как мои более опытные и старшие коллеги, время от времени добывали, то косуль, то кабанов, а то и оленей, я за год добыл только одного скромного самца косули! Ну не идет дичь, да и только! Это касалось и загонных охот и охот с сидки. Со временем я все же докопался до главной причины «невезения», а с опытом – раскрыл и остальные.

            Главной причиной была система организации охот. На подъезде к охотничьему району (если речь шла об охоте с сидок) старший по выезду проводил среди участников жеребьевку, которая устанавливала очередность выхода стрелка из автобуса к той или иной сидке. Лесных дорог в ГДР было немало, так, что с какого конца заезжать к сидкам и какую считать первой, решал старший, имея на руках результаты жеребьевки. Естественно, наименее опытным охотникам выпадали наименее перспективные места засад. Примерно так же дело обстояло и на загонных охотах. Причем у старшего по охоте всегда имелся дополнительный шанс направить «лишнего» новичка в загон. В общем, никакой несправедливости в этом не было. Новички, благодаря такому подходу, со временем изучали угодья, приобретали опыт, постигали «азы» дисциплины и охотничьей этики. Что и говорить – опыт значит многое! Когда район охоты достаточно хорошо изучен, никакие жеребьевки (кроме загонной охоты!) не имеют значения. Помню в 1989 году под влиянием свежих ветров перестройки и гласности многие члены нашего охотничьего коллектива стали критиковать меня, как председателя КВО за то, что им не дают возможности участвовать в охоте в угодьях Лангенау. Только начальство туда ездит, а район – то как бы для всех нас! Те, кто помнит, те знают, что для большого числа охотников там просто нет места. Но что поделаешь с гласностью! Я высказал свои соображения о возможности выездов небольшими группами (разумеется, заранее согласовав эту возможность с руководством). Состоялись два выезда по 7 человек. Без жеребьевок я добросовестно рассаживал по сидкам (знакомым и хорошим!) шестерых, а сам, руководствуясь чутьем, шел отыскивать новые для себя места. Оба раза я возвращался с добычей, прочие же оставались без выстрела.

            Охота… Как много в этом слове! До сих пор охота на оленя в окрестностях Кенигштайна вызывает в моем сердце прилив дружеских чувств и душевного тепла и искреннего уважения к ее организатору: директору МГДП «Кенигштайн» Г. Братфишу. Шел 1988 год. Дело было так… Согласно инвестиционному проекту пятилетнего плана развития производства МГДП «Кенигштайн», в этом году должны были начаться работы по дренажу третьего водоносного горизонта для подземного выщелачивания металла т.н. «Южного поля» месторождения. Опыт эксплуатации месторождения указывал на обоснованность превентивного дренажа  третьего водоносного горизонта, иначе, из – за практически гарантированного прорыва маломощного водоупора,  на нормальный режим работы рудника рассчитывать было невозможно. По каким–то соображениям руководство предприятия, не отвергая, в принципе, идею дренажа, решило пойти на эксперимент. Был подготовлен и нарезан блок, произведены буровые работы для его магазинирования.  Н.Т. Дундуков и я были приглашены на совещание, которое должно было «благословить» начало работ по выщелачиванию первого блока на «Южном поле». Главным аргументом был тезис о возможности пойти на «оправданный риск». Мы заявили о своем категорическом несогласии с таким решением, отказались от подписания протокола совещания. и участия в обеде. Блок взорвали, вода хлынула, рециркуляторы «захлебнулись», Правительство ГДР получило «теплую» телеграмму из ФРГ о превышении в стоке реки Эльба концентрации радиоактивных материалов. Далее все пошло в соответствии с утвержденным проектом...

            После этого случая Г. Братфиш, как благородный человек, из уважения и чувства давней дружбы к Н.Т. Дундукову пригласил нас на оленью охоту. Надо сказать, что и впоследствии он приглашал нас в угодья своего охотничьего коллектива.

            В этот раз, видимо из  расположения ко мне, он усадил меня на сидку, к которой (я уверен – это была не случайность!) подошли два оленя. Одного я взял. Это была победа во многих смыслах этого слова и  мой самый главный охотничий праздник!

            Об охоте и рыбалке можно рассказывать бесконечно. К сожалению, если это делать подробно и обстоятельно, то надо писать отдельную книгу, которая будет интересна только узкому кругу поклонников  данного вида спорта. Главное, что объединяет всех рыболовов и охотников, включая грибников, это чувство спайки с товарищами, чутко подмечающими безмерность оттенков  красоты природы и обладающими чувством меры в присвоении ее даров. Любоваться ландшафтами (особенно в Саксонии!) можно бесконечно. Это обогащает душу охотника, не нанося урона флоре и фауне. Чрезмерность же потребления унижает или делает охотника смешным в глазах окружающих, да и в своей душе тоже.

            Как – то раз наш коллектив выехал на рыбалку в Моритцбург. Все соскучились по этому водоему, поскольку на два сезона он был закрыт для рыбалки. От автобуса все в приподнятом настроении разбежались по своим заветным местам ловли. Я к тому времени уже стал председателем КВО и старался придерживаться правил ловли и норм вылова, предусмотренных законодательством ГДР. Клев был такой, что через 10 минут я свернул вторую удочку, а на оставшейся заменил кормушку на обычное грузило. Карп шел отборный - от полутора килограммов и выше. Через 15 минут после начала рыбалки мы с моим другом Леней Задориным стали выпускать из садков ранее пойманную рыбу, чтобы не превысить установленную норму вылова (три штуки!). Клев не утихает! Мне стало казаться,  что вновь пойманная рыба мельче той, что в садке! Стали отпускать «новеньких». А клев не утихает! Прошло всего – то часа полтора, а мы уже основательно запутались в вопросе: «старенькие» или «новенькие» крупнее? Переглянувшись с Леней, мы раскрыли рюкзаки и переложили из садка рыбу в непромокаемые мешки, пообещав друг другу, что больше восьми штук никто из нас домой не будет брать. Тут клев понемногу стал утихать, карп пошел помельче и мы успели поймать еще по две рыбки. Собрали снасти, увязали рюкзаки. Вдруг из – за соседних кустов до нас донеслись какие - то странные звуки:  не то кряхтенье, не то стон. Я на всякий случай поспешил туда и вижу, как один наш коллега из НТЦ силится вдеть руки в лямки рюкзака, который он взгромоздил на гранитный столбик, предназначенный для привязывания лошадей в давние времена. Попытка удалась. Казалось бы - вес взят! Но, отшатнувшись от столба и сделав неверный шаг, бедняга повалился спиною  навзничь под весом рюкзака. Мы с Леней не могли остановиться от смеха! Отсмеявшись, подняли парня на ноги и сопроводили до автобуса. К этому времени почти все наши рыболовы собрались и оживленно обменивались мнениями о небывало удачной рыбалке. Мимо проходили немецкие туристы, охотно в любое время года посещающие этот чудесный замковый и парковый комплекс. Некоторые из них подходили, интересовались нашими успехами, другие, поглядывая в нашу сторону, проходили мимо. Вот у автобуса показался еще один из наших рыбаков. Назову его в данном случае N. N., – высокий, крепкий мужчина, уважаемый член коллектива. За спиной его горбился соответствующий его габаритам здоровенный рюкзак. По походке было видно, что ноша его нелегка. Я не успел даже в шутку задать вопрос: «Ну, что, сегодня опять впустую?», как дно рюкзака с легким треском расползлось и на асфальт хлынула рыбная лавина! Трудно передать выражение лиц немцев, увидевших такое! Да что там немцы, даже мы были смущены таким «изобилием».  Смешно все это было видеть, но все – таки в итоге смех сменился стыдом.

            Этот случай произошел в декабре 1988 года на охоте в округе Шварценберг у поселка Пела (рядом с промплощадкой ГДП 09 месторождений Пела – Глобенштайн – Теллерхойзер). Наш дружный коллектив проводил загонную охоту. Сложилась она как –то необычно, хотя зачастую охоты там бывали успешными. Традиционно (как и в Клингентале) на загонных охотах в этих угодьях  мы добывали оленей. Как правило, за день успевали пройти четыре загона и в половине случаев приезжали домой не с пустыми руками. На этот раз сразу после первого загона (выстрелов было немного) выяснилось, что взяли четырех оленей! Я, как старший по охоте, оставил «кормильцев» свежевать дичь и погрузить одного оленя в «Волгу» на всякий случай. С остальными охотниками двинулся ко второму загону, который был неподалеку. После второго загона (выстрелов было довольно много), в котором и я добыл оленуху, произвели подсчет добытого. Как оказалось, никто из охотников, на которых вышла дичь, не промахнулся. В этом загоне взяли девять оленей! Таких результатов не видел никто из участников этой охоты! Добытых оленей спустили с горы вниз – к дороге, попутно доставив одного из них к стоянке «Волги» для немедленной разделки и погрузки. Остальных одиннадцать оленей уже освежеванных аккуратно в шеренгу разложили на обочине. Егеря не пришлось ждать долго. Услышав такую небывалую канонаду, он оперативно подъехал к нам, степенно вылез из своего «Вартбурга». Я шел ему навстречу. Мы встретились у крайнего оленя, протягивая друг другу руку. Охотничье приветствие прозвучало, как:  «Weidma……» и стихло. Наш друг все увидел и остолбенел… Признаться, большинству из нас было не по себе. Во - первых, мы подорвали себе и немецким друзьям возможность последующих охот, так как добытого количества хватило и для выполнения плана и для закрытия потребностей коллективов. Во- вторых, жалко было и самих зверей. Зачем же столько!  Посокрушались искренне все вместе, да сделанного не воротишь…  Конечно, не за горами новый год и новый план, и, вроде бы без вины виноваты. На охоте в горной местности ведь видишь, как правило, только свой сектор обстрела, да чуть – чуть соседний… Кто стрелял, кто попал, кто промахнулся? Может, надо было бы остановиться после первого загона?

            Прекрасным сентябрьским утром мы, коллектив активистов общества Германо – Советской Дружбы Проектного предприятия выехали на отдых в район озера Пель. Было тепло и умеренно пасмурно. После завершения официальной и неофициальной программ, когда люди группками распределились по интересам, я отправился в близлежащий лес по грибы. Сезон опят был в разгаре. Со мною был любимый охотничий прорезиненный мешок, емкостью литров пятнадцать. Желающих пойти со мной не нашлось и я медленно шел по лесу в одиночестве, наталкиваясь, время от времени на кипы опят. Мешок медленно наполнялся и незаметно тяжелел. Неожиданно лес раздался в стороны и я вышел на очень большую поляну длиной около 200 и шириной порядка 80 метров. Поляна оказалась красивой старой вырубкой. Пни были идеальными: диаметром не менее 70 сантиметров с мощными, разбегающимися во все стороны корнями. Пни выглядели как близнецы и сплошь были покрыты близнецами – опятами высотой около 5 сантиметров, розоватыми и туго – скрипучими, плотно разбегающимися по корням. Я остановился в восхищении от их красоты. Чтобы заполнить до отказа мешок оказалось достаточно одного пня. Грибов на поляне, вероятно, хватило бы для заполнения железнодорожного вагона. При виде такой тихой осенней красоты и такого сказочного грибного богатства меня охватило необъяснимое чувство сосущей жадности. Захотелось упасть на поляну, охватить всю ее руками и закричать: «Это все мое»! Мгновение спустя наваждение прошло, но где – то в глубине души мне вдруг стало стыдно, как будто кто – то подсматривал за мной и услышал мои мысли. Это неизлечимый атавизм?