|
К разделу "Воспоминания висмутян"
Голиков Станислав Иванович-
горный инженер , Заслуженный геолог Российской Федерации, ученый
секретарь Российского геологического общества. Трудовую
деятельность Станислав Иванович начал в годы Великой
Отечественной войны. С 1947 года в геологии.
После окончания Свердловского
горного института в 1953
работал в различных геологических предприятиях, .
При участии Голикова С.И.
широко проводилась мехаизация буровых работ, направленное
бурение скважин, применялся алмазный породоразрушающий
инструмент. С 1963 по 1969 годах работал в ГДР в СГАО «ВИСМУТ».
Является одним из
разработчиков и исполнителей научно-технической программы
технического перевооружения геолого-разведочных работ.
Награжден орденами и медалями
СССР. Лауреат премии Совета Министров СССР, премии Мингео СССР,
Почетный разведчик недр.
Исчезнувшее государство
В Германской Демократической
республике я пробыл почти шесть лет. Это было славное время.
Несмотря на то, что два года по разнарядке Мингео СССР учил
английский язык на специальных курсах в Свердловском
педагогическом институте для последующей работы в одной из
англоязычных стран, был командирован в ГДР. Парадокс тех времен.
Произошло это не совсем обычным способом. В мае 1963 года в
Уральское геологическое управление, где я работал начальником
партии новой техники, пришла телеграмма, чтобы Голиков Станислав
Иванович срочно вместе с семьей и трудовой книжкой прибыл в
Москву и позвонил по такому-то телефону. Что я и сделал. В
столице узнал, что Министерством среднего машиностроения СССР
направляюсь в длительную командировку для работы в
Советско-Германском акционерном обществе (СГАО) «Висмут»,
которое занимается поисками, разведкой и добычей урановых руд.
Удивительно, что в Средмаше к
нашему отъезду все было готово: красные заграничные паспорта,
железнодорожные билеты, сопроводительные документы. Не успели
оглянуться – мы уже в поезде Москва-Берлин и мчимся через
Белоруссию, Польшу к незнакомой европейской стране – бывшей
фашистской Германии. Во Франкурте на Одере, как и было
обусловлено, вышли из вагона. Нас встретил представитель
«Висмута», взял паспорта и повел в небольшой дом за вокзалом.
Сразу же поразили чистота на пустынном перроне, множество
указателей, сверкающие окна небольшого вокзала.
-А, багаж, где наши вещи?
-Не беспокойтесь, они уже в
автобусе, пожалуйста, получите небольшую сумму денег в немецких
марках, пригодятся в дороге и в путь.
Едем. Сразу чувствуется немецкий
порядок – орднунг. Мелькают аккуратные деревни с непременной
кирхой, островерхими черепичными крышами домов, кантинами,
зелеными деревьями и цветниками. Захватило дух, когда выехали на
автобан. Вот это дорога! Широкая, ровная, прямая, без
пересечений, с четкой информацией и специальными площадками для
отдыха, оборудованными столиками и даже туалетами и урнами для
мусора. Не тряхнет, не качает, ухабов и рытвин нет, красота!
Через два часа подъехали к автозаправочной станции, называется
Митропа. Это приземистое, просторное строение с большущей
площадкой для автотранспорта. Заходим, а там! Ресторан, бар,
буфет, маленькие магазинчики, автоматы для продажи мелких
товаров. И чего только нет. Для нас, советских граждан, в то
время все казалось необычным и привлекательным. Тут же стали
тратить немецкие марки. Особенно радовалась наша дочка, которой
купили какие-то безделушки, чужеземные конфеты, красивую
красочную картиночную книжку. Многочисленные немецкие посетители
ведут себя спокойно, не толкаются, очередей нет. Атмосфера самая
дружественная, вежливая, допропорядочная. Большинство пьют пиво
и жуют жареные, сочные сардельки – боквурсты. Мы тоже
попробовали. Отдохнув немного, поехали дальше и вечером прибыли
в Зигмар – предместье города Карл-Маркс-штадт, ныне Хемниц.
Так началась моя заграничная
жизнь.
Сразу же поехал в Генеральную
дирекцию, в геологический отдел на должность старшего инженера,
а затем через некоторое время стал главным инженером
Центрального геологического предприятия, которое мы организовали
вместе с немецкими коллегами Клаусом Шнайдером и Фрицем Цумпе. В
течение первых месяцев работы я детально ознакомился с
состоянием буровых работ в Саксонской и Тюрингской геологических
экспедициях. Обнаружилось, что бурение скважин ведется довольно
устаревшим методом с применением в качестве стирающих дроби.
Скорость бурения была не очень высокой, а поэтому детальная
разведка (оценка выявленных месторождений) сдерживалась и
приходилось увеличивать количество буровых бригад. Эту проблему
удалось решить в короткое время. По нашей рекомендации закупили
алмазные коронки советского производства, и началась эпопея по
переходу с малопроизводительного дробового бурения на алмазное.
Совместно с немецкими специалистами Карлом Файрером, Хорстом
Кюнгрюном, Жоржем Иорданом и моими коллегами В.И.Каревым,
Н.З.Беденковым, В.И.Курочкиным, разработали соответствующую
технологию бурения и буквально стали насаждать способ в рабочих
коллективах. Встретились с сопротивлением некоторых немецких
рабочих и тогда я, неоднократно, вставал за рычаги бурового
станка и демонстрировал, как надо бурить на форсированных
режимах. Это нравилось немецким коллегам, не раз, не два они
высказывали одобрение, но всегда подчеркивали опасность и
возможность возникновения аварий. Постепенно в течение двух лет
все буровые бригады перешли на новую технологию, возросла
скорость бурения, особенно по кремнистым сланцам, повысилось
качество работ. Иногда появлялись алмазные коронки зарубежных
фирм. Как правило, стойкость их была выше советских, иногда даже
в 1,5 раза. Споры и недоразумения по этому поводу возникали
часто. Но конец спорам положил наш «великий эконом» -
заместитель начальника предприятия Фриц Цумпе – будущий
заместитель Министра геологии ГДР, который предметно и
убедительно доказал, что бурить советскими коронками в два-три
раза дешевле, так как они стоили намного меньше, чем зарубежные.
Научились мы рационально отрабатывать коронки и извлекать
(рекуперировать) остатки алмазов из коронок. Вскоре
образовалось довольно значительное количество отработанных
алмазов. Через некоторое время в АУЭ организовали центр по
рекуперации отработанного алмазного инструмента и производству
собственных коронок, специально приспособленных для конкретных
местных условий. Варьировали составы матриц, их размеры,
количество карат и так далее. Особенно этим увлекся один из
видных немецких геологов К.Файерер, много раз мы с ним
просиживали в центре и на буровых, исследуя все аспекты
технологических особенностей создаваемых собственных коронок и
уточняя область их применения. Не забыли и об обучении рабочих
кадров и специалистов – буровиков как в процессе работы, так и
на специальных краткосрочных курсах.
Второй проблемой, которую как мне
представляется, удалось решить – создание диспетчерской службы.
Дело в том, что аварийность на буровых была минимальной, а вот
простои, демонтажно-монтажные работы, перевозки и своевременное
снабжение буровых материалами занимали много времени. Прежде
всего, снабдили бригады средствами связи и организовали
диспетчерские пункты, которые своевременно и быстро передавали в
центр производственно-техническую информацию. Отдача от этого
мероприятия пришла сразу же и все затраты окупились. При этом
диспетчеров подобрали из числа инженеров и техников с большим
опытом работы и вменили им обязанность собирать не только
информацию, решать простейшие организационные вопросы, но и
принимать меры в случае необходимости по изменению технологии
процесса бурения. Получились как бы диспетчерско-технологические
группы. Все это происходило не просто, иногда я сталкивался с
откровенными враждебными выпадами и злорадством. К счастью,
немного. У меня был заместитель Ж.Иордан, умевший сглаживать
острые углы и проявлять настойчивость в реализации всех
новшеств. Большую помощь оказывали советские специалисты,
работавшие на штатных должностях в ЦГП и экспедициях.
Замечательный человек и высококлассный специалист, главный
геолог Юра Данилов, энергичный и неутомимый главный геофизик
Вячеслав Марченко, полевые геологи Саша Скляров, Эдик Саруханян,
Коля Костин и другие всегда помогали в решении организационных и
технических вопросов. Поддержку мы, технари, получали и от
высоких руководителей СГАО – С.Н.Волощука, К.П.Лященко,
А.А.Данильянца, Рихтера, Ланге.
Вот два конкретных примера
совместных советско-германских действий.
Средний и капитальный ремонт
буровых станков производился на севере ГДР в г.Стендале. Много
времени занимали транспортировка агрегатов (несколько сот
километров), ожидание ремонта и другие трудности. Пришла мысль:
а почему бы не делать ремонт своими силами на каком-либо из
горных предприятий Общества. Вместе с немецкими коллегами
объехали ремонтные мастерские, имеющие быть на каждой шахте.
Нашли пригодное нам предприятие и стали прорабатывать
возможность решения этой проблемы. Тут я столкнулся с немецкой
педантичностью, обстоятельностью, всесторонностью. Проект
составлялся полгода, мне это казалось очень медленным процессом
и даже вызывало некоторое раздражение. Но в результате
получился, как сейчас говорят, - бизнес-план, в котором
тщательным образом были разработаны и расписаны все необходимые
действия и определен экономический эффект. Реализация проекта
прошла на редкость гладко. Получили значительный эффект и
солидно премировали отличившихся специалистов и рабочих. В том
числе и меня, правда, эти деньги пришлось тут же сдать в
советскую кассу. Кстати, с каждой зарплаты я, да и другие мои
коллеги, сдавали разницу, так как советские оклады были ниже,
чем по немецкому штатному расписанию. Премии выпадали и по
другим делам. Однажды с немецким инженером Хорстом Кюнгрюном
придумали способ измерения угла наклона оси скважины не прерывая
процесса бурения, – нам выдали патент ГДР на изобретение.
Изготовили несколько простейших устройств и стали применять их
на практике. Получилась хорошая экономия средств и времени,
выдали в немецкой кассе солидное вознаграждение, которое я тут
же отнес в советскую бухгалтерию. Немецкие коллеги решили
отметить это событие в ресторане. Собрали деньги в общий котел с
участников внедрения этого новшества. Когда же я сунулся со
своими марками, то директор предприятия засмеялся и
категорически отказался брать мои деньги. Ничего не объяснил, но
я понял, что он знает этот обидный для нас советский порядок.
Второй пример. Вызывает меня
первый заместитель генерального директора СГАО «Висмут» Рихтер,
что само по себе было необычно. Расспрашивает – какие буровые
бригады лучшие, в каких условиях работают, какие диаметры
бурения, сколько занимает времени пробурить скважину глубиной
150 м и так далее. Недоумеваю, к чему все это и почему Рихтер не
может узнать такие нюансы у своих же немецких специалистов. В
конце разговора выяснилось, что немецкие руководители решили
имитировать завал в шахте и для спасения людей надо бы пробурить
скважину, по которой можно будет спускать питьевую воду,
медикаменты, продукты, подавать воздух, одежду. Самый главный
вопрос – попадет ли точно в штрек скважины. Я заверил, что
технически это возможно и что советские и немецкие буровики
готовы выполнить такое задание. После разговора поехал в
Тюрингскую экспедицию проверить оборудование на всякий случай.
Прошло два дня. И вдруг, ночью, сообщают, что на шахте в
Кенингштайне завал и под землей осталось несколько шахтеров.
Разборка завала осложнилась и займет много времени. Нужно срочно
бурить скважину. Я, некоторым образом, был готов к этому и понял
– ситуацию смоделировали специально, чтобы убедиться: можно ли
применять такой метод. Первые часы у меня и у моих коллег
прошли в организационных хлопотах. К утру доставили самоходную
буровую установку, определили с помощью маркшейдеров точку
забуривания, подобрали конструкцию скважины и начали бурение.
Руководили всеми работами Вячеслав Карев и Г.Соломо (немецкий
коллега). Я тоже не оставался в стороне. Волновались ужасно.
Ведь надо было бурить быстро и точно, применяя специальные
режимы и ведя жесткий контроль. Особенно я стоял твердо на
осуществлении контроля. Попадем или не попадем? – сверлила все
время мысль в голове. Порою сдерживал буровиков в их ретивости,
ведь погнавшись за быстротой, можно запороть скважину. Донимали
звонки, указания вышестоящих начальников – скорее, скорее. Но мы
с Каревым не отступили ни на шаг от принятой технологии. Через
сутки подобрались к штреку и осторожно пошли дальше. Вдруг
снаряд как бы стал проваливаться, то есть стремительно падать
вниз, поняли, что попали в пустоту. После этого случая к
советским буровикам стали относиться еще более уважительно.
Производство геологоразведочных
работ в ГДР осуществлялось примерно также как и в советских
геологических экспедициях. Бывая в немецких геологических
народных предприятиях, я видел такое же, как и у нас,
оборудование, похожую организацию труда с нормированием рабочего
процесса, было даже социалистическое соревнование. Но заметил и
отличия. Практически отсутствовала аварийность на буровых, так
как везде строго соблюдалась технология бурения и своевременное
выполнение мер по предупреждению аварий. Очень серьезно
подходили к рекультивации площадок после завершения буровых
работ. Никаких загрязнений не допускалось. Нередко перед началом
монтажа буровой установки состояние территории фиксировалось на
кинопленку, а после окончания работ специальная комиссия
принимала восстановленную, очищенную площадку. «Висмуте» все
это присутствовало в полном объеме. Отношение к рабочим и
инженерно-техническим работникам, условиям их труда тоже
отмечались от наших. Находясь на полевых работах, геологи жили
за счет предприятия в гостиницах или в хороших домах со всеми
удобствами, питались в ресторанах, гасштетах или кафешках по
талонам, получаемых в экспедициях. Оплачивался и проезд к месту
работы. Чему мы удивлялись и завидовали, - это добротной и
удобной спецодежде, к которой отношение было самое бережное.
Несколько раз в году проводились
научно-практические конференции, семинары по обмену опытом и
просто встречи советских и немецких специалистов. Делали доклады
и сообщения, дискутировали, спорили, учились друг у друга.
Приезжали к нам чехословацкие геологи, работавшие по
аналогичному профилю. Помню, в один из приездов чехословацких
друзей немецкие коллеги и мы после весьма бурной и насыщенной
конференции по методическим вопросам поиска месторождений
урановых руд, решили отдохнуть (разрядиться) в одном из
ресторанов г.Карл-Маркс-штадта. Приехали на двух машинах в центр
города, засели в отдельном кабинете и понеслась пирушка. Чехи и
немцы вели себя весьма свободно, а мы старались сдерживаться,
помня разные инструкции по поведению советских граждан за
границей. Изрядно подвыпив, чехи пустились танцевать в соседнем
зале, а мы пели пе с ни, рассказывали смешные истории и не
чурались приложиться к немецкому шнапсу, ватыбранду и еще к
каким-то горячительным жидкостям. Возвратились под сильным шафе
в Зигмар ночью и обнаружили, что одного чеха нет. Подняли
тревогу – куда пропал, что случилось? Поехали обратно – ресторан
закрыт, никого нет. Вместе с немецкими товарищами обратились в
полицию (а остальные члены чешской делегации не очень-то
беспокоились). Какой-то полицейский чин спросил в каком
ресторане гуляли и велел возвращаться в Зигмар и ложиться спать.
Сказал – найн проблем, к утру все образуется. И действительно,
утром привезли чешского коллегу в целости и сохранности, но
только без денег и весьма помятого. Оказалось, что он тихонько
ушел ночевать к одной из дам, с которой танцевал в ресторане.
Немецкие полицаи оказались на высоте, сразу вычислили, где
искать пропавшего, нашли и привезли. Случись такое дело с
советским специалистом, тут же бы его отправили на родину с
подмоченной репутацией. Немцы и чехи вдоволь посмеялись и
выразили сочувствие виновнику происшествия, особенно жалели
пропавшие деньги.
Работая главным инженером, я
нередко участвовал в решении кадровых вопросов при приеме
немецких специалистов на работу. Меня поражал подход к этому
делу немецкого руководства и профсоюзных деятелей. Они всегда
старались для поступающего установить максимально возможную
зарплату. У нас же в советские времена и сейчас картина
совершенно иная. Мы почти всегда старались назначить минимальную
зарплату. Однажды я поинтересовался, почему у одного из немецких
коллег, ничем особенным не отличающегося, очень высокая
зарплата. Ответили, что у него четверо детей (это редкость для
тех мест) и надо, чтобы дети могли достойно жить.
Как-то поступила директива
развивать почин Валентины Гагановой и переходить передовикам в
отстающие бригады или коллективы. Этот вопрос рассматривали,
обсуждали, намечали кандидатуры, но никто не хотел быть
отстающим. Предложили рассказать об этом почине немецким
профсоюзным деятелям. Вместе с профоргом В.И.Ивлевым несколько
раз разговаривали на эту тему с немцами. Слушали вежливо, с
явным интересом, и задали вопрос: «Варум (почему), геноссе
Голиков, надо подхватывать этот почин? У нас нет отстающих».
У советских геологов и горняков
тоже не было отстающих, но пришлось выполнять указание сверху.
Вскоре и немецкая сторона сообщила, что у них появились «гагановцы».
Видимо, и к ним пришла директива.
Весьма насыщенной была не только
производственная жизнь. Как только мы приехали в Загмар,
буквально на следующий день пришел профорг – геолог Володя
Ивлиев и спросил, чем я увлекаюсь, какими талантами обладаю и
какие способности у моей жены. Узнав, что никаких особых
увлечений у нас нет, тут же определил: «Будете ходить в хор два
раза в неделю». А затем поведал о мероприятиях, проводимых в
СГАО «Висмут» и попросил в них участвовать. Экскурсии в
достопримечательные места, посещения советского клуба, поездки в
театры, художественная самодеятельность, праздничные вечера,
встречи с немецкими семьями, лекции, кружки кройки и шитья для
жен, устная газета и много других дел, практически каждый вечер.
Не знаю, так ли это, но
существовало несколько как бы негласных правил поведения
советских людей. Нельзя было работать нашим женам, хотя среди
них находились хорошие высокопрофессиональные петрографы,
минералоги, педагоги, врачи, химики и другие специалисты.
Возможность работать существовала сколько угодно, но… Не
рекомендовалось бывать в магазинах и других общественных местах
в одиночку, ходили только вдвоем или втроем. Посещать немецкие
семьи можно было, поставив в известность режимную службу. В
театры и кинотеатры тоже надо было отпрашиваться и ходить чуть
ли не строем, на производимые покупки (в основном барахло)
сохранять чеки и квитанции. Предписывалось вести себя достойно и
не попадать ни в какие нештатные ситуации. Но жизнь есть жизнь,
правила эти нами нарушались, несмотря ни на что, все равно
общались немецкие и советские женщины в неформальной обстановке.
Мы бегали потихоньку в ближайший немецкий кинотеатр, заходили в
маленькие, уютные кантины и гастастеты – выпить кружку, другую
пива или шнапса. Конечно, те, кому это положено, все знали, но
относились с пониманием и снисходительно. Каких-то то ЧП в мою
бытность не было.
За годы проведенные в ГДР, я имел
возможность наблюдать повседневную немецкую простую жизнь.
Первое, что бросалось в глаза –
экономия и бережливость во всем. Бывая в квартирах наших
немецких друзей, видел самую простую обстановку, минимальное
количество одежды (ведь всегда можно купить что-то новое),
поражало отсутствие книг, журналов и газет. Экономия порой
доходила до скупердяйства. Немецкий муж выдавал своей жене
определенную сумму денег на содержание семьи и ни пфенинга
больше – чтобы не случилось.
Правда, следует сказать, что
некоторые приемы экономии не худо бы было нам перенять.
Например, в подъездах свет горел только столько времени, чтобы
можно было бы подняться на свой этаж. Если необходимо большее
время, нажимай кнопку. Утром немец бреется, налив горячей воды в
умывальник, а не так как у нас с использованием текущей струи во
всем цикле бритья. Отходы, мусор, пустые бутылки сортировались и
собирались в отдельные контейнеры и поступали в переработку –
мы, в России, уже лет 30 не можем приучить народ к этому.
Строгое соблюдение законов,
уважение и почтение к полицейским, труд которых считается весьма
престижным, - вторая национальная черта. На улицах правила
движения соблюдали стар и млад – неукоснительно, если случалось
стоять в очереди, вели себя вежливо и тактично, пьяных не было.
По утрам я видел, как полицейские ходили по домам и выгоняли
неработающих немецких женщин на зарядку, выполняя
соответствующий закон ГДР.
Не знаю, как сейчас, а тогда в
подъездах у них охраны не было, запирались они только на ночь.
На лестничных площадках всегда идеальная чистота, цветочки,
коврики и даже кресла, где можно было посидеть и почитать
газету, которая тут же и находилась.
Немецкая еда отличалась простотой
и рациональностью. Очень часто готовился айнтопф (один горшок) –
блюдо, в котором сочеталось первое и второе блюдо, иногда
подавались тушеная капуста со свиными ножками – айсбан, бифштекс
с жареным картофелем или курица. Вот, пожалуй, и все. Я любил
иногда в ресторане или в каком либо едальном заведении
заказывать бауерефлюштюк – крестьянский завтрак. Приносилась
огромная сковорода, в которой были запечены кусочки ветчины,
мяса, колбасы, картофель, яйца, помидоры, лук и так далее, то
есть остатки от вчерашнего ужина как бы на крестьянском
подворье. О пиве – особая речь. Летнее, зимнее, осеннее. Любое –
бутылками и в розлив, только что изготовленное и старое, крепкое
и слабое – что угодно. Тогда для нас это было просто необычным и
весьма приятным.
Немецкие коллеги иногда
приглашали нас посидеть вечерком в пивной ( которых было – несть
числа) и мы видели обычную, типичную картину. Бюргер или Бауэр
сидит в своей компании за кружкой пива, фрау, где-то рядом с
вязанием или просто так. Работает телевизор, лежат подшивки
газет, тут же крутятся дети. Никто не спешит. Никого не гонят.
Сиди себе попивай – дешево и сердито.
Необычно для нас было и отношение
немцев к труду. Всякий труд, любая работа ценилась высоко. Будь
ты дворником, продавцом, уборщицей или инженером – неважно,
уважение присутствовало всегда. Я помню, как большой немецкий
профсоюзный босс гордился, что его фрау работает регистратором в
поликлинике. Он говорил мне: «Она приносит пользу людям. И
неизвестно, кто больше помогает народу – я или она».
Таковы мои впечатления об этой
исчезнувшей стране, о немецких рабочих и инженерах, о геологах
ГДР и нашей совместной работе.
|
